Известный российский военачальник генерал армии Анатолий Сергеевич Куликов прошел долгую военную службу во внутренних войсках. С 1995 г. был министром внутренних дел России, с 1997-го совмещал эту должность с постом заместителя Председателя Правительства РФ. В настоящее время — президент Клуба военачальников Российской Федерации — организации, объединяющей высших офицеров всех силовых ведомств государства. В 1986–1988 гг. в звании полковника Анатолий Куликов командовал Минской дивизией внутренних войск, которая принимала участие в мероприятиях, связанных с ликвидацией последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС. Воспоминаниями об этом он делится с читателями нашего журнала.
ДИВИЗИЯ — ТОВСЬ!
В январе 1986 г. я был назначен на должность командира Минской дивизии внутренних войск, а 26 апреля на 4-м энергоблоке Чернобыльской атомной электростанции произошел взрыв. Это была суббота. Поначалу данные о катастрофе были засекречены, поэтому народ, не предупрежденный о трагедии, проявлял полное благодушие. Вот и я, закончив необходимые дела в дивизии, приехал к себе на дачу в Ждановичи, разделся по пояс и начал копать грядки. Однако очень скоро почувствовал, что спину начало пощипывать, словно иголочками. Раньше такого никогда не было. А это оказывается уже проявляли себя летучие радионуклиды йода…
27 апреля известие о том, что на Чернобыльской АЭС произошли два тепловых взрыва внутри ядерного реактора одного из энергоблоков, дошло и до меня. Об этом я узнал от заместителя министра внутренних дел Белоруссии Константина Михайловича Платонова. Предчувствуя масштаб беды, начал готовить дивизию к чрезвычайным событиям. Попросил немедленно подготовить карту района бедствия и расчет времени на совершение марша к месту аварии. Предупредил командиров мотострелкового полка и специального моторизованного батальона о том, что им следует находиться в готовности к выполнению задачи в отрыве от пункта постоянной дислокации.
Какой-то особой информацией я не располагал, и предстояло только догадываться, к каким последствиям может привести эта техногенная авария. На первомайской демонстрации ко мне подошел один из знакомых генералов из республиканского МВД и приватно сообщил: «Ситуация очень хреновая…» А утром следующего дня позвонил командующий внутренними войсками Иван Кириллович Яковлев: «Ты в курсе?» Я коротко доложил: «Да». Командующий сказал: «Тогда дай команду, чтобы тебе склеили карту района». Я: «У меня все под руками. Карта готова и лежит на столе». Яковлев: «Ну тогда слушай задачу…»
И он продиктовал мне по ВЧ, по закрытой связи, задачу для частей моего соединения: выставить заставы в районе, примыкающем к АЭС, и не допускать в аварийную зону тех людей, присутствие которых там ничем не оправдано. При этом быть готовым к тому, чтобы оказать содействие в эвакуации людей с зараженной территории. Яковлев решил, что туда должен отправиться мотострелковый полк. Еще он уточнил у меня: «Когда ты будешь готов?», на что я ему ответил: «Уже готов, товарищ командующий!» «Как готов? Ты же еще не получил задачу», — удивился Иван Кириллович. Но на этот счет я его сразу же успокоил: «Все расчеты провел. Полк держу в часовой готовности. Все офицеры на местах». Яковлев, я почувствовал, был доволен моей расторопностью: «Давай, отправляй!..»
3 мая в 5.00 мотострелковый полк убыл в район аварии. Сам я оставался в Минске до 10 мая, занимаясь подготовкой своих частей и отдельных подразделений на тот случай, если обстановка потребует их применения. 9 мая заместитель министра внутренних дел Белоруссии генерал Борис Иванович Матусевич известил меня, что в ближайшее время на ЧАЭС ожидается ядерный взрыв мощностью до 200 килотонн. Это означало, что в радиусе 100 км необходимо было в кратчайшие сроки провести отселение людей и эвакуацию охраняемых объектов.
Неотъемлемой частью гражданского населения являлись и обитатели исправительно-трудовых колоний, эвакуация которых была сопряжена с известными трудностями. Мы не могли подставить под удар заключенных, как, впрочем, не имели и права просто распахнуть ворота лагерей. Поэтому срочно готовились варианты постановления Верховного Совета, которое оговаривало возможность освобождения тех заключенных, которые не представляли особой опасности. В то же время составы из «столыпинских» вагонов, именуемых вагонзаками, уже шли к местам погрузки тех, кто не мог рассчитывать на снисхождение власти. Их спасение было частным случаем эвакуации, но справедливость этого шага никем не подвергалась сомнению. Подло оставлять в опасности людей, свобода передвижения которых ограничена, а беда, в которую они попали, не имеет ничего общего со справедливым наказанием.
ВРЕМЯ ВЫБРАЛО НАС
Слава Богу, что предполагаемый ядерный взрыв, к которому готовились мы, не случился. Хотя каждый из нас, кто отправлялся в район катастрофы — я имею в виду прежде всего офицеров, — отлично представлял себе все опасности, которым мы могли подвергнуться в очаге радиоактивного заражения. И чисто теоретически, и по рассказам наших товарищей по службе: без внутренних войск не обходилось ни одно ядерное испытание в нашей стране. Все атомные электростанции, научно-исследовательские реакторы, испытательные полигоны и военно-промышленные предприятия, на которых изготавливается ядерное оружие, — находятся под охраной именно внутренних войск. И хотя лично у меня такого опыта не было, но по-офицерски, по-мужски я был готов к тому, что поставленная передо мной задача вполне могла оказаться последней в моей военной биографии.
Но это время выбрало нас и, как оказалось впоследствии, тогда на каждом из нас свои отметины расставило по своему расчету… Одним досталась смертельная доза, другим — такая, что покалечила всю оставшуюся жизнь. Есть и такие счастливцы, которых, кажется, пронесло над бездной без особых последствий для здоровья. Но, как бы там ни было, чернобыльский след у каждого из нас в душе остался навечно. Остался как пример беды, порожденной нашими национальными пороками: штурмовщиной, разгильдяйством и наплевательским отношением к человеческой жизни. И в то же время как пример особого боевого братства людей, позже названных чернобыльскими ликвидаторами.
В этом братстве у каждого было свое место: и у пожарного караула, который, будучи обреченным, до конца выполнил свой долг во время тушения 4-го энергоблока АЭС; и у караула внутренних войск, который в момент аварии продолжал оставаться на своих постах, хотя каждый из этих офицеров и прапорщиков по уровню радиации мог совершенно точно рассчитать свой смертный час; и у всех тех тысяч людей, настоящих патриотов Родины, которые добровольно или по долгу службы отправлялись волна за волной в эту мертвую зону.
МНОГО БЫЛО НЕПОЗНАННОГО
Что касается самой ЧАЭС и ядерной энергетики в принципе, то я и сейчас понимаю, что ничего абсолютно надежного в мире нет. Были и будут, наверное, разнообразные аварии на ядерных реакторах, другие происшествия, грозящие опасностью радиационного заражения.
К сожалению, чувствовалась и наша неподготовленность к работе в таких условиях. Сразу стало ясно: учебники и наставления по защите от оружия массового поражения, которые в свое время тщательно были нами проштудированы в военных училищах и академиях, — далеко не во всем отвечали реальным условиям. Откуда, спрашивается, мы могли знать о том, что зараженные дрова, сколько их не сжигай, так и останутся смертельно опасными — даже в виде золы? Что пролившийся дождь может вызвать непонятное нам явление, когда уровень радиации на высоте человеческого роста может быть столь велик, что угрожает здоровью, хотя у самой земли он соответствует норме. Было много непознанного, странного, достойного фантастических сценариев. И сегодня я не могу с уверенностью сказать: где было страшно на самом деле, а где — нет. Во всяком случае удивляюсь, когда смотрю репортажи о местных жителях, вернувшихся в свои зараженные села и до сих пор пребывающих в здравии. В то же время перед глазами — судьбы наших офицеров и солдат, не по одному разу перенесших и операции по пересадке костного мозга, и переливания крови. Многих из них, к сожалению, уже нет в живых.
Задачи, которые выполняли внутренние войска в зоне катастрофы, конечно же, отличались от тех, которые на самой станции решали физики-ядерщики, военнослужащие из войск гражданской обороны, химической защиты, вертолетчики. Все те, местом боя для которых служил именно разрушенный энергоблок. Кто сгребал графит с крыши, кто собирал его руками… Они быстро «ловили» свою дозу радиации, их жизни находились в ежесекундной опасности. Преклоняюсь перед мужеством этих людей.
Работа внутренних войск в большей степени сводилась к тому, чтобы в очень короткое время обеспечить эвакуацию жителей окрестных населенных пунктов, попавших в зоны отчуждения и отселения, и обеспечить надежную охрану района катастрофы, в том числе и от мародеров. Оперативную группу ВВ, высланную на ЧАЭС из Москвы, из главка, поочередно возглавляли заместители командующего генерал-лейтенант Борис Константинович Смыслов и генерал-лейтенант Николай Николаевич Крупин. Часто и подолгу в районе аварии находился командующий ВВ генерал армии Иван Кириллович Яковлев.
РОССИЯ ПОСТРОЕНА НА ПОДВИГЕ
Оценивая русских и Россию, одна из западных газет дала довольно меткое определение нашим победам и поражениям, свершенным в обозримом прошлом: «Эта цивилизация построена на подвиге…» Как гражданин России, я с уважением отношусь к подвигу нашего народа и в свою очередь всегда старался быть его участником. Как генерал и ученый, я не могу не сожалеть, что проявление подвига стало для нашего народа обыденной необходимостью. Почти барщиной, которую ценой своих жизней вынуждены отрабатывать самые лучшие люди Отечества, чтобы хоть как-то компенсировать отсталость в технике, глупость в экономике и бездарность в политике. Иногда кажется, что герои — это самый качественный продукт, который производится на наших просторах.
Ликвидация чернобыльской катастрофы — в череде таких подвигов, когда в лучших традициях Отечества все бреши были аккуратно завалены телами погибших героев. В переносном смысле, конечно. Тем более что настоящая правда откроется только через много лет, когда десятками и сотнями начнут умирать ликвидаторы этой беды. А подвиг — он состоялся!.. И какими бы нелепыми ни были причины аварии, они не могут затмить мужества людей, которые, не считаясь с опасностью, сделали все возможное, чтобы спасти жизни и здоровье миллионов своих сограждан.
Там я поражался трудолюбию, стойкости, бесстрашию офицеров и солдат своей дивизии. Иных, как начальника автомобильной службы дивизии Сергея Петровича Юрченко и командира 362-го мотострелкового полка Анатолия Петровича Бобровника — приходилось иногда вытаскивать из зоны в приказном порядке: они практически все время находились в районе катастрофы. Очень четко и эффективно работали старшие офицеры — начальник штаба дивизии Юрий Антонович Капля, начальник отделения боевой подготовки дивизии Валерий Михайлович Левитин, начальник оперативного отделения Феликс Иосифович Дзеранов. Это те офицеры, которые возглавляли на месте аварии оперативные группы и сделали немало, чтобы обеспечить своевременную эвакуацию людей из зараженной местности. Редко, когда бывали случаи, чтобы кто-то из моих подчиненных проявлял себя не с лучшей стороны. Повторяю, это была самоотверженная работа, в которой мне, еще не имевшему реального боевого опыта, вдруг открылась одна удивительная особенность, которую следовало учесть на будущее.
КТО ЕСТЬ КТО
Я увидел, как сильно стали разниться мои офицеры, попав в экстремальную ситуацию. Казалось бы — вот офицер К. С ровным послужным списком, умеющий в повседневной службе, лишенной опасностей, обеспечить в части, в подразделении чистоту и порядок, столь милые сердцу начальства. Он хоть и пыль немного в глаза подпустит, но сумеет все недостатки компенсировать за счет хорошего ужина и бани, особенно если командир к этому склонен. А в условиях настоящей боевой работы теряется… Не может правильно оценить обстановку. Нервничает, а что еще хуже — начинает дергать подчиненных.
В то же время стали заметны другие люди — точные, собранные, инициативные. Иные из них в обыденной жизни за принципиальность свою, за неумение прогибаться больших должностей не нажили, но в обстановке боевой становятся просто незаменимыми. Их выдвигают время и обстоятельства. На них следует опираться. Их офицерское предназначение полностью оправдывается.
ДОСЛОВНО Анатолий Ряхов, начальник оперативной группы ГО СССР, генерал-полковник: «Если я встречу хоть одного своевременно не накормленного или не устроенного в бытовом отношении солдата – это будет означать, что командир или политработник части или подразделения не соответствуют своей должности».
Я, конечно же, не сделал никакого открытия, отметив про себя, что командиры мирных лет вряд ли подходят для того, чтобы действовать в боевой обстановке. История Великой Отечественной войны, особенно события 1941 г., явственно продемонстрировала эту закономерность: война кристаллизует особую генерацию командиров, способных принимать быстрые, неординарные решения и умеющих брать на себя всю полноту ответственности. Но то, что я мог предположить чисто теоретически, в Чернобыле происходило на моих глазах. И это был урок, который мне пригодился в жизни: кадровые решения надо принимать не в бане, а в поле!
РАЗВЕДКА ДОКЛАДЫВАЛА ТОЧНО
Для того, чтобы точно представлять себе ситуацию, сразу после прибытия в район АЭС вместе с офицерами-дозиметристами я поднялся в воздух на вертолете. Прошли над разрушенным реактором. Досконально исследовали нашу зону ответственности и провели рекогносцировку рубежа ограждения. Мне нужно было «привязаться» к коммуникациям и подумать над тем, как правильно расставить силы и средства.
Штаб дивизии подготовил предварительные расчеты, подкрепленные результатами радиационной разведки: район фактического заражения не представлял собой четкий круг, центром которого был поврежденный реактор. В соответствии с розой ветров он был больше похож на очертания сапога, большая часть которого находилась на территории Белоруссии. Было принято решение: 10-километровый радиус объявить зоной отчуждения, а 30-километровый — зоной отселения.
РОЛЬ ГРАЖДАНСКОЙ ОБОРОНЫ
В районе Чернобыльской АЭС нам приходилось работать в тесном контакте со штабом и частями Гражданской обороны страны. В штабе ГО бывал много раз. Согласовывали районы дезактивации, санитарной обработки и другие вопросы. Взаимодействие было организовано очень хорошо, и главная роль в координации отводилась именно штабу Гражданской обороны! Особенно часто мне приходилось бывать в штабе ГО тогда, когда стали строить военные городки для новых частей по охране 30-километровой зоны. К сентябрю мы уже сдали четыре военных городка для новых застав, включая казармы и караульные помещения, получили новую технику, а в 1987 г. в районе аварии сформировали новый полк под командованием полковника Олега Калюжного, будущего командира 100-й Новочеркасской дивизии внутренних войск, обязанностью которого и стало несение службы именно в районе этой страшной техногенной катастрофы.
ПЕРЕД ЛЮДЬМИ И СОВЕСТЬЮ ПРАВЫ…
Тогда же неприятно поразил следующий факт: городки уже были почти готовы, когда начальник химической службы дивизии доложил, что уровень радиоактивного заражения местности, где они были построены, повысился и, значит, городки не отвечают нормам безопасности. То есть превышена предельно допустимая концентрация по радиации — и в них жить нельзя. Связался с Москвой: «Как быть?» «Не волнуйся, — ответили мне, — Минздрав уже изменил нормы в сторону увеличения, и получается так, что городки для жилья вполне годятся». Возразить было нечего. Если наверху считали, что солдату сгодится и так, тогда перед Богом и совестью они взяли ответственность на себя. И ушли от ответственности перед теми, кто, не жалея себя, на берегах Припяти спасал престиж великого, но очень больного государства.
Опыт, полученный при командовании Минской дивизией внутренних войск в годы ликвидации последствий катастрофы на Чернобыльской АЭС, пригодился мне как командующему внутренних войск, в организации физической охраны ядерных объектов, в том числе атомных электростанций. Например, при строительстве Смоленской АЭС. С учетом возможных техногенных катастроф, угроз со стороны диверсионно-разведывательных групп противника мы стали осуществлять перевооружение личного состава, задействованного в охране АЭС, выделили бронетехнику. Пошли на то, чтобы подразделения внутри объектовой охраны, которые несут службу внутри станций, вблизи ядерных реакторов, где, как вы понимаете, особенно опасно, выборочно оснастить не огнестрельным, а травматическим оружием.
Оценивая чернобыльскую трагедию с позиции сегодняшнего времени, можно однозначно сказать, что она послужила всем серьезным уроком. Не только для Советского Союза, России, но и для всех стран, которые производят энергетику с помощью такого сложного элемента, как атом.
Сергей Князьков.
Журнал «Гражданская защита».
