– Петр Степанович, вам не кажется, что в Сирии идет довольно странная война? С одной стороны, мы видим героические действия наших летчиков, эффективную разведку, точное бомбометание, с другой – слышим строго дозированную информацию, объем и направленность которой определяется, говорят, чуть ли не в администрации президента?

– Эта война идет далеко от России. И в то же время близко, потому что мы в ней участвуем. Она имеет свои особенности, но ответ на ваш вопрос позвольте начать с небольшого исторического экскурса. Он нужен для понимания сегодняшней роли и значимости нашей военной авиации.

Еще в начале прошлого века великий князь Александр Михайлович при строительстве Императорского российского воздушного флота заявил: «Воздушный флот России должен быть сильнее воздушного флота наших соседей. Об этом должен помнить каждый, кому дорога независимость нашей Родины».

И русские летчики-добровольцы в 1911 году уже сражались в небе войны против турок на стороне Болгарии. Тогда их задачи в основном сводились к ведению воздушной разведки, однако аэропланы в этом деле успешно заменяли кавалерийские разъезды.

В 1912 году российский авиаконструктор Игорь Сикорский высказал промышленнику Михаилу Шидловскому (кстати, в прошлом военному моряку) мысль о том, что России с ее огромными просторами нужны не байдарки, а воздушные корабли. Вскоре при материальной поддержке Шидловского Сикорский создал первый в мире четырехмоторный воздушный корабль «Илья Муромец», который успешно сражался с немцами в небе Первой мировой войны. Россия вступила в ту бойню, имея одинаковое количество самолетов наравне с Германией и странами Антанты. Однако возможности западной промышленности позволили им быстро нарастить производство этого нового вида оружия. В конечном итоге авиация сыграла немаловажную роль в крушении Австро-Венгрии, Германии и Российской империи.

В последующие годы авиация оказалась еще более востребована. Конфликт на КВЖД в 1929 году, война в Испании, бои на озере Хасан и на реке Халхин-Гол – везде отважно сражались наши пилоты.

В годы Великой Отечественной войны Сталин писал Жукову под Сталинград: «Война с немцами показывает, что успех наземных операций может быть достигнут только при господстве в воздухе. И если Новиков (командующий советскими ВВС) считает, что у нас недостаточно авиации, операцию нужно отложить». Известны также слова командующего Донским фронтом Константина Рокоссовского: «Пехота не поднимается, не идет вперед за танками, если нет авиации».

Вы спросите: а какое отношение это имеет к Сирии? Так и в Сирии наземные войска пошли вперед, потому что получили мощную авиационную поддержку. Дорогу-то им расчистила российская авиация.

– Так какова для нас особенность и специфика войны в Сирии, чем она отличается от всех остальных?

– Это война идет далеко от наших границ, перебросить туда группировку наших Воздушно-космических сил со всеми средствами материально-технического обеспечения – непростая задача. И для наших партнеров по борьбе с международным терроризмом воздушные удары по целям ИГИЛ оказались неожиданными. Настолько, что они начали нести в СМИ небылицы про удары по отрядам умеренной сирийской оппозиции, о нарушении воздушного пространства Турции и т. п. Отказываются и от взаимодействия на земле и в воздухе.

Вы упомянули, что объем и направленность информации определяются чуть ли не в администрации президента. Это не так.

Война, конечно же, идет и в информационном пространстве. Однако Управление пресс-службы и информации Министерства обороны России через электронные СМИ показывает, а если хотите, то отчитывается перед мировым общественным мнением, как действовала наша авиация за каждые 30–50 боевых вылетов в сутки. Борьба за истину идет не только в воздухе и на земле, но и в эфире.

– Насколько вы как экс-главком ВВС удовлетворены действиями нашей авиации? Почему США называют применяемые нами бомбы «тупорылыми»?

– Если сравнивать с прежними локальными конфликтами (скажем, по принуждению Грузии к миру), то действия российской авиации в Сирии заметно отличаются в лучшую сторону. Это произошло и потому, что руководителями нового вида Вооруженных Сил назначены военачальники, которые имеют личный боевой опыт. Они понимают то дело, которым занимаются, изнутри.

Во-первых, на точное определение целей задействованы космическая, оптико-электронная, агентурная разведка и беспилотные летательные аппараты. Это позволяет получать и перепроверять информацию из нескольких источников. Поэтому мы не наносим удары по базарам, мечетям, больницам, а бьем только по важным военным целям на территории ИГИЛ. По командным пунктам, складам с боеприпасами и амуницией, центрам подготовки бандитов… Удары точные, цели проверенные.

Поступает информация, что даже активные бойцы ИГИЛ бегут, сбрив бороды и переодевшись в гражданское платье. Кстати, и в августе 2008 года некоторые политики во время налета нашей авиации от страха зажевывали свои собственные галстуки.

Во-вторых, как вы сами верно подметили, некоторые американские военные упрекают российскую авиацию в том, что она наносит удары «тупорылыми» бомбами. Скажу так: какие цели, такие и бомбы.

У нас есть и высокоточное оружие. Например, ракеты с радиолокационными, инфракрасными головками самонаведения, управляемые авиационные бомбы. Но они применяются по особо важным военным объектам, которые должны поражаться «попаданием в форточку». А если хотите, то в мобильный телефон – мы это тоже умеем делать.

Какова цель – таково и средство поражения.

К примеру, бомба, которую американцы называют «тупорылой», является бетонобойной. Применяются также осколочно-фугасные, фугасные, корректируемые авиабомбы и лазерные боеприпасы. Для навигации, определения координат цели и точки сброса боеприпаса используются космические системы. Точность сброса – это сегодня вопрос войны и мира.

В-третьих, «партнерам» стало совсем не просто выдумывать новые обвинения, поскольку наши беспилотники контролируют и показывают всю динамику полета: до, в момент и после нанесения удара. Уничтожение каждой цели документируется средствами объективного контроля.

– А что скажете о нашем авиапарке в Сирии? Бомбардировщик Су-24 действовал еще в Афганистане. Но с тех пор прошло 35 лет – не устарел?

– Вообще-то самолеты не стареют, а взрослеют. В тех же США на вооружении до сих пор состоят стратегические самолеты типа В-52, которые выпускались еще в прошлом веке. В авиации есть такое понятие, как «состояние летной годности». По этому критерию и оценивается способность техники к ее эксплуатации в небе.

Что касается бомбардировщика Су-24, то на нем за последние годы установлены современные средства навигации и прицеливания, которые позволяют наносить точные удары.

Штурмовик Су-25 – машина с бронированной защитой летчика и двигателя, которая достойно прошла Афганистан.

Вертолеты Ми-8 и Ми-24 обеспечивают боевые действия во всем широком диапазоне своих технических возможностей. В том числе несут дежурство по поиску и спасению (эвакуации) наших летчиков, попавших в беду. Хорошо воюют и самолеты, и вертолеты потому, что наши Воздушно-космические силы продолжают разумный курс на модернизацию авиационной техники и средств поражения. Конечно, есть у нас еще новые самолеты с управляемым вектором тяги и другие типы машин. Так что с военной техникой все в порядке. Война в Сирии не та, в которой мы должны раскрывать все наши боевые возможности.

– Не избыточно ли и не затратно применение крылатых ракет «Калибр» с кораблей Каспийской флотилии при наличии наших самолетов в Латакии? Западная пресса и тут не преминула написать, что, мол, не все они долетели до целей.

– Преклоняюсь перед этой по-военному дерзкой операцией, которую успешно провели наши военно-морские силы. Флот остается флотом, и его начальники верны своим славным боевым традициям. Когда в июле 1941 года немцы начали бомбить Москву, то командующий авиацией флота Семен Жаворонков первым предложил нанести ответный удар по Берлину. Сталин подключил к этому делу экипажи дальней бомбардировочной авиации, и в августе был развенчан миф о полном уничтожении советской авиации.

А то, что сейчас наши крылатые ракеты долетели до заданных целей, у меня никаких сомнений не вызывает. Я этим делом тоже в свое время занимался и небезуспешно.

Более того, мы в этой войне показали далеко не всю свою воздушную мощь. Есть у нас и крылатые ракеты воздушного базирования, которые запускаются на более приличные расстояния, чем «Калибр». Видимо, их применять смысла нет. Пока.

Что касается затрат, то тут о расходах говорить не приходится. Жестокий враг в лице бандформирований ИГИЛ, если его не уничтожить в собственном логове, вскоре может оказаться и у наших границ.

– Можно говорить, что пуск «Калибров» показал: время технологической гегемонии США подходит к концу?

– Конечно, нет. И я бы предостерег вас от таких настроений.

К примеру, у наших «партнеров» имеются мощные авианосные ударные группировки во главе с атомными многоцелевыми авианосцами. Они могут применяться как для обычной, так и для более страшной войны. Вместе с тем ушли времена, когда у берегов независимых государств безнаказанно грохотали главные калибры линкора «Нью-Джерси».

Когда началось беспрецедентное разоружение Советского Союза в мирные дни, американцы потребовали в первую очередь уничтожить не стратегическую авиацию, даже не межконтинентальные баллистические ракеты, а крылатые ракеты наземного базирования «Рельеф». Эти ракеты меняли свою дислокацию так, что за ними невозможно было уследить даже из космоса. Мгновенно развертывались с марша к бою, летели к заданным целям незаметно (низко над землей) и способны были внезапно вывести из строя пункты управления, другие важные объекты далеко на Западе. То было оружие первого удара, и США потребовали уничтожить его первым.

Что касается наращивания нашей боевой мощи, то за последние годы активнее стали работать предприятия оборонно-промышленного комплекса. Прекратилась вакханалия с ценами на военную технику. Когда вопрос касается национальной безопасности страны, тут не до рыночных отношений.

Но главное – изменился моральный облик наших Вооруженных Сил и восстановился боевой дух личного состава. Самоотверженная боевая работа наших летчиков в Сирии является ярким тому подтверждением.

– Насколько полноценна и самодостаточна российская группировка ВВС в Сирии и как долго она способна выполнять поставленные задачи в таком составе?

– Если надо будет усилить авиационную поддержку сухопутных войск, то за нами дело не станет. Мы можем перебросить туда столько авиации, сколько нужно для успешного завершения операции. Пока же боевые возможности нашей авиагруппы (вертолеты Ми-8, Ми-24, штурмовики Су-25, самолеты-бомбардировщики Су-24, истребители Су-34) вполне соответствуют поставленным задачам.

Взаимодействие нашей авиации с наземными войсками позволяет обеспечить решение задач по разгрому бандформирований ИГИЛ при минимальных потерях в сухопутных войсках сирийской армии.

Но самое главное заключается в том, чтобы все наши летчики вернулись домой в том же боевом составе, в каком прибыли в Сирию для выполнения своего интернационального долга.

– По некоторым данным, у боевиков появились ПЗРК Stinger. Что в этой ситуации делать экипажам боевых машин? Может, есть смысл сократить количество боевых вылетов?

– Появление у бандформирований ИГИЛ ПЗРК не является поводом для сокращения количества боевых вылетов, тем более для их прекращения. Но это сигнал к тому, что надо менять тактику действий нашей авиации. Атаковать внезапно с разных высот и направлений. С тыла и со стороны солнца. Перейти на ночные действия, активнее применять средства радиоэлектронной борьбы для подавления системы связи противника и помехи для срыва головок самонаведения. Организовать демонстративные отвлекающие действия. Да разве обо всем расскажешь. Наши авиационные командиры эти тактические приемы знают и умеют их применять.

– Как вы думаете, надолго мы там?

– Недооценивать противника не следует. Как показывает жизнь, при всех наших политических, дипломатических и военных усилиях все это быстро не закончится. Но стремиться к этому надо.

Петр Дейнекин

Беседовал Олег Фаличев