Глава из книги о военных строителях «След на Земле»
— Анатолий Владимирович, в отличие от большинства авторов и героев этой книги, выпускников военно-строительных ввузов, вы пришли в военное строительство после окончания гражданского вуза. Пришли уже сложившимся специалистом и созревшим человеком – с хорошей работы, с высокой должности. Как у вас это получилось – пришли в армию на два года и остались на всю жизнь?
— Да, я не оканчивал суворовского или военного училища, обучался в самом мирном Украинском институте инженеров водного хозяйства в Ровно, но это не значит, что моей семье и лично мне проблемы вооруженных сил были безразличными. Мой папа Владимир Михайлович прошёл фронтами Великой Отечественной войны, нас с младых ногтей растили патриотами своей Родины. Мы изучали её историю, гордились достижениями наших дедов и отцов. так что уход в вооруженные силы — это был для меня вполне осознанный и естественный шаг.
И даже в таком самом мирном учебном заведении, как институт инженеров водного хозяйства была военная кафедра, занятия на которой мы посещали с большим удовольствие. В конце учебы и после сдачи соответствующих экзаменов нам присваивали звание офицеров запаса — и я получил первое офицерское звание — лейтенант. Кстати, произошло это в сентябре 1977 года, как раз в это время были учения «Карпаты-77». Это были учения стран Варшавского договора, очень масштабные, на них было привлечено огромное количество войск, перед которыми стояли сложные задачи. Меня назначили командиром сапёрного взвода и поставили задачу — проделать проход в минном поле обороны противника. Для этого использовался УР-77 – это установка разминирования…
— В народе его называют «Змей Горыныч».
— Да, это такой «змей», длиной 150 метров, летит, падает на минное поле, взрывается и разминирует его в полосе 6 метров. Пуск был удачным и за учения я получил благодарность.
Такой вот важный показатель отношения тогдашнего нашего населения к вооруженным силам: после окончания учений перед строем командир задал вопрос о том, кто желает стать кадровым офицером. И все сделали шаг вперед, все захотели служить. Из нас отобрали пять-шесть человек, которые уже прошли армию, приоритет был отдан людям, которые уже имели опыт военной службы. Эти ребята надели военную форму.
Я же по распределению был направлен на ударную Всесоюзную стройку — Западно-Украинскую атомную электростанцию. Это большой объект, который строила вся страна, потом его переименовали — назвали Ровенская атомная электростанция. Рядом с АЭС, на месте села Вараш, возводился город Кузнецовск, названный в честь знаменитого нашего разведчика — Николая Ивановича Кузнецова, который воевал в этих местах.
Я был распределен на первый участок, который строил основной корпус. Почему я оказался именно на этой стройке? Дело в том, что в 1976 году, ещё будучи студентом, я был назначен главным инженером объединенных строительных студенческих отрядов (ССО). Было три отряда по 40 человек, а всего — 120 человек. Руководителем у нас был Николай Карповский. Когда наступили каникулы, то он предложил не разъезжаться, а остаться, поработать на АЭС. Некоторые студенты рванули домой, а я — остался. Работали мы хорошо, стабильно. Я, видимо, понравился руководству и мне тут же предложили перейти на заочное обучение и перейти на стройку — мастером. Я отказался, сказал: закончу институт и, если нужен буду, вызывайте.
И вот, после вручения дипломов, нас, двадцать лучших выпускников, пригласили на Ровенскую АЭС. Чем там было хорошо? Там нам создали неплохие бытовые условия и самое главное — предоставили жилье. Я тогда был уже женат — моя вторая половина еще год училась. Но как только Тамара Константиновна окончила институт, я пришел к руководству: мне нужна квартира, потому что скоро ожидается пополнение в семье. И мне сразу дали квартиру. Причем, сказали: Анатолий Владимирович, сейчас бери однокомнатную, а когда ребенок родится, найдем квартиру и побольше.
В общем устроились мы неплохо: у жены работа, я работал, но всегда хочется еще движения какого-то. Я рос в должностях — был мастером, прорабом, старшим прорабом на участке, какой-то период времени исполнял обязанности начальника участка (когда он отсутствовал). Нельзя сказать, что было легко! Нет. Но стройка была очень интересная и я полностью жил её интересами.
Но вот стали вызывать в военный комиссариат моих товарищей и призывать в вооруженные силы. Первые ребята поехали служить в Шепетовку, Славуту, Тернополь – на Украине. Потом пошла вторая волна призывов, потом третья. И меня пригласили в военкомат. Озвучили название того населенного пункта куда меня призывают, и мы стали искать это место на карте.
— И какое это было место?
— Озеро Балхаш. Станция Сары-Шаган, которую на карте тяжело найти, войсковая часть 19313. Все, больше там ничего сказано не было. Адрес: Москва, К-50, станция Сары-Шаган. Когда я приехал туда…
— Нет, вы еще пришли домой и сказали супруге об этом. Как она отреагировала?
— Конечно, нам было интересно поехать, послужить там два года, посмотреть, как живет страна. Мы с супругой решили не говорить руководству атомной электростанции о том, что меня призывают в вооруженные силы. Если бы я проговорился начальнику управления строительства Ровенской АЭС Игорю Петровичу Смоктий, который сейчас живет и здравствует в Москве (мы с ним иногда встречаемся) то я бы не служил в вооруженных силах. У нас ведь была так называемая «бронь от призыва в армию».
И лишь после того, как состоялся приказ Министра обороны СССР о призыве лейтенанта запаса Гребенюка на два года на службу в Вооруженные Силы Советского Союза, только тогда я, как говорится, поставил перед этим фактом руководство стройки. Им такой подход не понравился. Прямо так и сказали: мы будем делать все, чтобы отменить приказ министра, нам перспективные работники и самим нужны.
Такие возможности у них имелись. У нас ведь была выстроена производственная вертикальная линия – управление строительства Ровенской АЭС подчинялось тресту «Южатомэнергострой», который возводил атомные электростанции по всей Украине, потом шел громадный трест «Союзатомэнергострой», он строил атомные электростанции по всей стране. Кстати, у нас тогда широко применялся обмен опытом, поездки строителей станций друг к другу — я, например, неплохо был осведомлен о состоянии дел на Игналинской АЭС в Прибалтике, и АЭС в Сосновом Бору под Ленинградом и некоторых объектов в Сибири, и на Дальнем Востоке.
…И вот эта производственная вертикаль возглавлялась Министром энергетики и электрификации СССР Петром Степановичем Непорожним[1] — выдающемся энергетиком Советского Союза, с которым мне посчастливилось за руку здороваться — будучи еще старшим прорабом на стройке. Петр Степанович более двадцати лет возглавлял Министерство энергетики и электрификации и, говоря современным языком, полвека находился в состав политической и научной элиты страны…
— Он мог бы запросто снять трубку, позвонить Министру обороны маршалу Устинову и сказать: слушай, Дима, я тебя прошу — оставь этого парня нам.
-Элементарно. Но, к счастью, меня послушали и благословили, сказали – давай, послужи в армии.
Должен заметить, что у нас, на строительстве АЭС, было принято: смело выдвигать людей на новые посты. Движение кадров было большое. С нашей Ровенской атомной электростанции многие пошли на повышение. Так, главный инженер Валерий Анатольевич Штогрин[2] ушел на Хмельницкую АЭС, начальник Третьего участка Пасека тоже ушел главным инженером на Южно-Украинскую АЭС (в Николаевской области). Набивкина Валентина уехала на АЭС в Тверскую область. Зураб Габрикели, мой первый учитель, очень крупный специалист, был командирован на Кубу. На «Острове Свободы» он в качестве советника, занимался строительством атомной электростанции. Кстати, отъезд этого человека во многом повлиял на мое решение поменять, как место жительства, как и род деятельности.
Когда первый энергоблок запустили и на втором «физический пуск» провели, мне, честно говоря, захотелось на два года отвлечься, посмотреть, что там еще в мире творится. Тем более, что знающие люди шепнули: ты направляешься на очень серьезную стройку.
Вот такова предыстория моего призыва в вооруженные силы. Ехал я к новому месту службы через Москву, но не через ГУСС — у меня было прямое направление — на Балхаш.
— И к кому вы прибыли?
-В кадры в/ч 19313. Это был знаменитый 32-й Приозерский УИР. Командовал им легендарный военный строитель Владимир Георгиевич Мирзоев (он уже уходил, и я его практически не застал).
На моё назначение здорово повлияло то, что у меня уже был немалый опыт в строительстве. Считалось, что для молодого сотрудника два года — это хорошо, а у меня уже было пять лет строительного стажа! Видимо поэтому меня определили в в/ч 16687, которая решала очень непростые задачи. Этой частью командовал майор Александр Давыдович Косован.
— Это была ваша первая встреча?
— Да, первая — до этого я с ним не был даже знаком.
Мне выпало вести стройку на 54-й площадке (Балхаш-9), территориально она размещалась в 120 километрах от Приозерска. На берегу Балхаша было много площадок — некоторые на берегу, некоторые — в глубине. Озеро Балхаш длиной более 600 километров, шириной от 18 до 70 километров. Половина его соленая, другая половина – пресная. Уникальное озеро. Место очень суровое, природа насыщенная, есть свои особенности.
— А рыбалка там была? Что-то было такое, для души?
— Там было много, но только не было времени рыбалкой заниматься.
— Вы приехали туда…
— Я, значит, оказался на Девятке (Балхаш-9) и как все вновь прибывшие стал оформляться, знакомится с руководителями — майором Старинским, майором Тяпиным, майором Ахмедовым, на место которого вскоре пришел подполковник Тихонов.
— Какую вы должность получили?
— Начальника участка, должность капитанская, у меня в подчинении было два лейтенанта. Было поручено строительство объекта №2982 — это система оборота водоснабжения. В эту систему входили и станция обработки обратной воды, станция барабанных сеток, градирни, резервуарный бак, насосная второго-третьего подъема и дизеля по 500 киловатт каждый — серьезные инженерные сооружения. Но самое главное — это сотни километров труб. Нужно было готовить их основания, рыть траншеи в скале, пересекать при этом другие коммуникации…
Первый этап работ посвящен был, если можно так сформулировать, воде и энергетике. Требование было такое, чтобы температура воды в контуре равнялась 7-9 градусам. То есть, вода на аппаратуру идет 7 градусов, возвращается — 9 градусов, потом опять до 7 градусов охлаждается и снова идет на охлаждение. Но были контуры и по 17-26 градусов. То есть, идет вода на аппаратуру 17 градусов, охлаждает аппаратуру, возвращается 26 градусов. Надо было изучить, что это за передатчики, что это за объект, и так далее. Все это для меня было ново и очень интересно.
В тоже время, были такие нюансы. Скажем, на строительстве Ровенской АЭС мы уже применяли и работали с устройствами, изготавливающими самоуплотняющиеся литые бетоны, а в армии еще их не было.
— Анатолий Владимирович, а большая была разница этими стройками?
— Я бы употребил другое слово — не разница, а специфика, здесь применялись другие технологии.
На строительстве АЭС была своя особая жизнь, которая мне была знакома до мельчайших подробностей. Я атомную электростанцию знал, ее во сне видел, понимал ее систему работы, мог с любым человеком, который строил, нормально на одном языке разговаривать: по реакторному отделению, по «этажерке», электроустройству, машинному отделению, по нейтринной установке, которая, кстати, только на Ровенской АЭС имелась.
Я уже говорил, что Ровенская АЭС было такое важное место — сюда многие крупные ученые приезжали, к примеру, часто наведывался президент Академии наук СССР академик трижды Герой Социалистического Труда Анатолий Петрович Александров[3]…
Новая работе была мне менее известна и, конечно, еще и не снилась. Шло привыкание к ней, к новым требованиям, к новым условиям жизни и труда.
Но крупного начальства и тут имелось немало. Прилетали главный маршал авиации Александр Иванович Колдунов[4], маршал инженерных войск Николай Федорович Шестопалов и многие другие военные руководители.
Вот такая тогда у меня была специфика восприятия наступающей новой, армейской действительности.
— Трудно пришлось в самом начале?
— Конечно, было непросто. Но лейтенантом я был всего два месяца. Вот уже в звании старшего лейтенанта я пробыл четыре года. Через два месяца после присвоения этого звания меня назначили начальником хозрасчетного участка (должность подполковника). В подчинении оказалось два майора, три капитана и человек восемь старших лейтенантов, я бы сказал, что это был «нормальный слаженный коллектив старлеев». Работали круглые сутки, без выходных, по скользящему графику. Работа нравилась.
Как-то я заглянул к Александру Давыдовичу Косовану, посмотрел, в УИРе висят показатели — процентов 90 или 88 всех работ выполняет наш участок. Стало очень приятно на душе. Майор Косован посмотрел на меня и спрашивает: будешь жаловаться на перегрузку, будешь просить, чтобы от тебя некоторые объекты забрать?
Нет, конечно, ни на что я не жаловался, ничего не просил. Как-то само собою все образумилось, стало на своё место — нагрузки перераспределились равномерно.
Мы тянули, работали. Не просто работали – выполняли задачу постановки объекта на боевое дежурство. На втором этапе работ дали чистую воду, станцию электродиализации (станцию опреснения воды построили), очень много серьезных объектов возвели.
Потом начались работы по сооружению ёще более серьезного объекта — № 2183. Это приемный радиоцентр, (не надо путать с передающим), в первую очередь мы строили приемный, во вторую – передающий. И водозаборные сооружения. Я прошел сквозь эти работы, пропустил их через себя, душу, ум, сердце. Они уже мне стали сниться ночами.
Когда на стройку прибыл маршал инженерных войск Шестопалов (шел монтаж холодильной машины, такая махина — фундамента под ней была 100 кубов бетона) я уже мог подойти, представиться и доложить. Правда, там был такой грохот, что ни он, ни сопровождающие его люди мало что расслышали. Но он сказал: молодец. Пожал руку и пошел по своим делам. Тогда это было из области фантастики — старлей пожал руку маршалу!
Вообще, я уже говорил, что наша стройка была под особым вниманием руководства. Особенно из ГУССа часто приезжали руководители. Первый заместитель начальника главка генерал Олег Александрович Байков, он курировал стройку, так он у нас дневал и ночевал. Много приходилось встречаться с таким выдающимся военным строителем, как генерал Константин Михайлович Вертелов, он тогда был первым заместителем маршала Шестопалова.
Один раз, помню, Константин Михайлович приехал не в настроении, он прилетел из Азербайджана, с Куткашена[5], где я потом служил. У них там все резервуары давали течь. И никто не знал, что делать.
У меня же было четыре резервуара по две тысячи кубов и насосная станция третьего подъема. Мы металлоизоляцию нанесли правильно, на двух резервуарах, и готовили их к испытанию. И когда в апреле он приехал и спросил, когда сдашь резервуары, я ответил: первый сдам к 9 мая, гарантирую на 100 процентов. Вертелов сказал: если не сдашь, я тебя выгоню Я вспыхнул: выгоняйте сейчас. Он удивился: как? Отвечаю: я — двухгодичник. Он: но ты рапорт написал, чтобы служить дальше. Да написал, отвечаю, но можете порвать его. Константин Михайлович сказал: взять этот объект под особый контроль и все внимательно проверить.
Второго или третьего мая, уже точно и не помню, я вышел из нашего позывного «Днепр» попросил телефонистку соединить меня с его кабинетом и, чего скрывать, гордо доложил: товарищ генерал-полковник, ваше указание выполнено. Он мне ответил: спасибо, старлей, ты — молодец!
Кстати, потом, когда я уже стал руководителем ГУССА, а Константин Михайлович находился на заслуженном отдыхе, мы вспомнили этот эпизод. И посмеялись! Он сказал: я видел, что ты перспективный и будешь двигаться.
…И я, и мы «двигались». Сумели сэкономить много резервуаров -порядка сорока ёмкостей разного типа, объемом начиная от 100 кубов, заканчивая 2 – 4 тысячи кубов.
— В это время вы решали: оставаться ли в армии или возвращаться на гражданские стройки?
— Знаете, таких особых исканий и метаний не было, решение оставаться в военном строю пришло само по себе. Немаловажную роль в его принятии сыграла трагическая весть, пришедшая с Кубы. Мой старший товарищ и учитель Зурабов … умер. Сердце не выдержало.
— Не выдержало тяжёлого климата, жары?
— Наверное. Очень жаль, ведь умер он всего в 39 лет.
Кроме того, приблизительно в этот период поступило предложение от Александра Давыдовича Косована. Он прибыл на объект вместе с Мирзоевым Владимиром Григорьевичем, и надо было им доложить о положении дел. Как-то оказалось так, что все разъехались и мне пришлось докладывать по всем аспектам стройки, включая инженерные. Я докладывал как начальник УНР. И когда перешли на технологию — очистка воды (механическая, химическая), какие температуры надо подавать, какие передатчики монтируются и вообще для чего весь этот объект предназначен, — я это выпалил за пять минут.
После этого Косован предложил мне остаться в армии. Разговор был конкретный, он «нажимал» на простые, но в тоже время важные вещи: у жены — работа, дети в – школе, в детском садике. У меня уже родились два сына, одному было два месяца — готовился к яслям, а другой уже посещал детский сад. Немаловажный фактор — зарплата. На Ровенской АЭС я получал 270 рублей, а здесь 310 рублей, правда, со всеми коэффициентами. Конечно, разница небольшая, но ведь ещё и работать интересно очень было. Косован подчеркнул, что у меня есть перспективы служебного роста.
Видя моё колебание, выдвинул такие аргументы: вернешься на свою АЭС, ее построят, пойдешь на другую АЭС — и так всю жизнь бродить по стройкам. А здесь будешь двигаться не по географическому принципу, а по вертикальному, пойдешь по службе выше. Скоро, привел пример он, главный инженер УНР Тихонов пойдет на повышение, ты станешь главным инженером. Впрочем, уточнил Александр Давыдович, в военном строительстве есть такая особенность — тут нельзя быть безразличным исполнителем. Тут так: тебе или идти вверх, расти, или скатишься вниз. Середины, «болота», тут нет и не будет. Поэтому надо двигаться вверх.
…В УИРе сформировался сильный и дружный коллектив. Первым заместителем руководителя по спецмонтажу был Владимир Ильич Разов. Он не стеснялся нас, старших лейтенантов, учить и нам советовать. Когда я обмывал звание старшего лейтенанта, Косован был большой и очень «далёкий» начальник, а вот Разова мне посоветовали пригласить на торжество. Владимир Ильич мне вручал погоны старлея и сказал: Анатолий, если предлагают новую должность, пять минут подумай, ни с кем не советуйся, принимай решение сам. Этим его советом я и воспользовался в полной мере.
— А как это выглядело на практике?
— На практике? Я все таки посоветовался с женой, потом пришел в канцелярию, написал рапорт. Александр Давыдович его забрал с собой, ну и дальше «кадровая контора» работала.
— Все сетуют на тяжелый балхашский климат, на жару, песчаные бури. Вы это тоже почувствовали.
— Не только я, вся семья — сыну вот недавно удалили камни. У супруги тоже болячки разные.
— Это все оттуда?
— Конечно, с тех времен. Как поётся в одной хорошей песне: ничто на земле не проходит бесследно!
Но воинский долг исполнять нужно везде – на Новой Земле, в тайге, в песках, в пустыне. Я, честно говоря, не понимаю тех людей, которые носят погоны и при этом пытаются выбирать лучшие места службы. Такого и в мыслях быть не должно. Куда Родина приказала, туда и — вперед. Если человек свою судьбу связал с армией, присягу принял, то как по-другому?
Это уже потом, когда уже «валился» Советский Союз, когда звериный национализм в некоторых республиках стал подымать голову и угрожать нашим близким и родным, вот тогда мы немного оторвались от работы и стали смотреть, куда семьи направить. Больше уже думали про близких, куда и как их эвакуировать.
— И сколько лет вы работали на Балхаше?
-На Балхаш я приехал в феврале 1981 года, а уехал, когда взорвался Чернобыль, 26 апреля 1986 года.
— Прямо в тот день?
— В тот день я был в Алма-Ате, там услышал, что на Украине неприятности, взрыв в Чернобыле. Позвонил жене, говорю: майские выходные, руководства нет, давай слетаю в Киев. Дети тогда отдыхали под Пинском, в Белоруссии. Тамара Константиновна сказала: нет, приезжай домой, вместе полетим, тем более, что мы с ней два или три года в отпуск не ездили.
— На Балхаше вы стали майором?
— С Балхаша в Баку я уехал капитаном, на полковничью должность – начальником УНР.
— Что в вашей жизни военного строителя означает Балхаш?
— Это родина моя вторая. Здесь произошло мое знакомство с армейским бытом, у меня поменялась жизненная идеология, отношение к людям, к солдатам. Я стал интернационалистом в полном понимании этого слова — это и уважение к традициям жителей Казахстана. Это познание всего Советского Союза, потому что служили солдаты отовсюду.
У нас и на Ровенской АЭС коллектив был многонациональным: мой первый учитель Габрикели — грузин, начальник стройки Смоктий Игорь Петрович – украинец. А здесь представителей разных народов – еще больше.
— А если говорить о самых замечательных стройках, которыми вы занимались, входит ли в этот перечень Балхаш?
— Конечно. Станция опреснения воды, электродиализаторная станция была придумана Академией наук Казахской ССР, потом испытана и внедрена в Африке, внедрена на военном объекте. Это очень серьезный объект – диализатор, это чистая вода, придание ей через декарбонизатор вкусовых качеств питьевой воды, которая вначале шла на объект, а потом уже на поселок. Потом эти технологии были внедрены во многих городах юга страны, они широко применялись в ракетных войсках.
Вы даже не представляете как меняется жизнь гарнизона когда появляется хорошая вода. Раньше, если я приходил домой и не приносил с собой две фляги чистой воды, жена могла двери закрыть. Тогда, бывало, бредёшь в гараж (километров десять). Приходишь туда, а солдат уже пошел спать. Ты сонный едешь за водой. Были всякие ситуации. Но после того, как подключили установку можно было открыть кран и пить чистую и вкусную воду! Это уже чего-то достиг, что-то сделал.
Но есть и более высокое и очень важное чувство, которое испытываешь – ты знаешь, что любое, условно говоря, твоё движение, которое ты сделал на строительной площадке, позволяет крепить оборону страны. Мы это очень здорово понимали чувствовали.
…На юге страны тогда появились «дыры» в радиолокационном поле. Причина их возникновения — изменение уровня Каспийского моря, оно стало повышаться и это привело к затоплению некоторых островов, на которых стояли радиолокационные подразделения. Помнится, много проблем было с островом Огуречный. Он то садился, то поднимался…
Появившиеся «дыры» давали возможность ракетам противника беспрепятственно пролетать над Каспием, Астраханью и устремляться в центр страны, прямо к Москве.
Помню, как главнокомандующий войсками ПВО Страны генерал армии Иван Моисеевич Третьяк показал мне карту с нанесенными на неё «воздушными дырами». Мы с ним находились на полуострове Челекен (это в Туркмении), как раз в том районе, где были расстреляны 26 Бакинских комиссаров. Там, кстати, недалеко установлен памятник верблюду-первопроходцу, а рядом размещён аэродром, который в своё время строил маршал Шестопалов, командиром же полка являлся полковник Александр Николаевич Зелин, тот самый Зелин, который впоследствии стал главнокомандующим ВВС России.
Место скажем прямо — гиблое, очень тяжелое, чтобы сюда попасть, надо преодолеть 400 километров по пустыне. В тот период «хозяевами» здесь были пограничники и наши военные строители. И мы там трудились не покладая рук, строили объекты, чтобы как можно быстрее «закрыть окна» на воздушной границе. И сумели это сделать в установленные сроки.
— После Балхаша вы оказались в Закавказье. Почему случилось именно так?
— Тут произошел несколько нетипичный, я бы сказал, немного комичный случай. На Балхаше: начальником УИРа уже был полковник Меренко и он направил мои документы, без моего согласия, для назначения меня начальником УНРа в Джезказган. Балхаш – это территория Джезказганской области, здесь находились измерительные пункты, которые контролировали траекторию полета ракет с Байконура. Потом ракеты летели дальше и попадали в Иркутскую зону.
А в это время Косован приехал служить в Баку. У нас, в ставке Южного направления, имелся так называемый «придворный УНР», которым командовал полковник Щербаков. Случилось так, что его отстранили от должности, а затем уволили в запас. Стали срочно искать ему замену. Косован пришел к выводу, что я могу возглавить этот УНР и доложил свое мнение начальнику главка. И вот у начальника ГУССа Владимира Сергеевича Григорькина, «встретились» два приказа — один о назначении меня в Джезказганскую область, а второй — в Закавказье. Он подписал мое назначение в Баку.
— Чем занимался этот «придворный УНР»?
— 720-ый УНР (войсковая часть 71266) организационно входил в знаменитый 161-ый УИР (войсковая часть 77059). Удивительное я сейчас испытываю состояние: хотя с моего приезда и начала службы в Баку прошло уже десятки лет, но все так хорошо живо в памяти, всё помнится, буквально, по минутам.
…В те годы в стране велось активное формирование ставок разных направлений – Западного, Южного, Юго-Западного, Восточного. Нам выпало обустраивать Южную ставку. На ставку замыкалось три мощных округа — Туркестанский, Закавказский, Северокавказский и Каспийская флотилия. Руководство ставки постоянно участвовало и курировало боевые действия в Афганистане.
Руководители ставки были серьезными военачальниками. Одно время главкомом являлся Герой Советского Союза генерал армии Юрий Павлович Максимов[6] (потом он Ракетными Войсками Стратегического Назначения командовал), его сменил Герой Советского Союза генерал армии Михаил Митрофанович Зайцев[7], потом — генерал армии Николай Иванович Попов[8]. Под стать этим военачальникам были начальники штабов — генерал-полковник Виктор Михайлович Кожбахтеев[9], генерал-полковник Михаил Петрович Колесников[10]. Мощными и авторитетными руководителями были члены Военного Совета – генерал-полковник Алексей Иванович Ширинкин[11], генерал-полковник Геннадий Владимирович Кочкин[12], генерал-полковник Александр Иванович Овчинников[13].
— Где находилась Южная ставка?
— В самом центре Баку, сейчас в этом здании Министерство обороны Азербайджана. Это был заглубленный командный пункт, заказчиком которого выступало 9-е Центральное управление, которым уже тогда руководил генерал Олег Александрович Байков. Но кроме запасного командного пункта у меня было еще дюжина заказчиков.
— Какие объекты строили?
— Первый объект – это командный пункт, глубиной до ста метров. мы проводили его реконструкцию.
— Наверное, это от Бакинского округа ПВО остался?
— Да, сталинский еще. Провели замену всего оборудования, замену тюбингов и другие виды работ. Кроме того, строили новые здания — командные пункты. Ставка была предназначена для руководства военными округами и для прямой связи с Москвой. Мы создавали здесь новые системы управления, смонтировали серьезный вычислительный центр.
— Там сколько было всякого начальства, наверное, натерпелись там…
— Всякое бывало. Скажу только, что я тогда был капитаном, а в ставке насчитывалось 62 генеральские должности. Главнокомандующий ставки Южного направления был генералом армии, его заместители – генерал-полковниками, некоторые до этого уже округами покомандовали, как например генерал-полковник Михаил Иванович Тягунов[14]…. И кто для них был капитан?
— Натерпелись?
— Нет, мне такое слово не нравится. Я не «терпел», а, извините за некоторую пафосность, служил Родине. Я пришел начальником УНРа, через год меня поставили главным инженером УИР, (еще капитаном!). В 1988 году, когда Косован уходил в Закавказский военный округ, командование ставки, ходатайствовало перед генерал-полковником Чековым о назначении меня начальником УИРа. Через два года после прибытия в Баку у меня, уже майора, оказалось в подчинении 36 полковников.
Хотя нужно понимать, что служба была не просто тяжёлой и ответственной, иногда люди там ходили, как говорится, «по лезвию бритвы». Подтверждением может быть судьба одного из моих предшественников знаменитого полковника ????? Михайличенко.
— Чем он был знаменит?
— Очень крутой специалист. Он построил Куткашен, первую очередь Габалинской РЛС. При нем сдавали основной объект, а при мне – инженерный комплекс.
У него на руках уже было постановление Совета Министров СССР о его назначении в Южную группу войск, на генеральскую должность.
— Заместителем командующего?
— Да. Но в связи с тем, что он не выполнил какое-то указание главкома ставки, на него «наслали проверку» — приехала большая группа разного рода инспекторов, которые «поработали», нашли недостатки и Михайличенко сняли. Такого человека и специалиста потеряли. Он потом жил в Киеве и погиб в автомобильной катастрофе. Раньше, когда я ездил на Украину, то обязательно заезжал к нему на могилу, чтобы положить цветы.
В ставке было так – что-то неправильно сделал, и исчез. Ничего не прощалось.
— Какой у вас был режим работы?
— Вся моя жизнь была подчинена работе и только работе. Никаких там отвлечений на другие вещи. Приведу такой пример. Когда я был начальником УИРа в Баку, то много раз, раз двадцать, посещал в населенном пункте в Безмеине роту строительную. Отсюда всего 60 километров до столицы Туркмении, до Ашхабада — час езды на автомобиле. Мне так хотелось посмотреть город, но я так ни разу не смог выкроить время и съездить в Ашхабад. Это была роскошь. Только работа, всё ради работы. Или вот такой пример — на тот, восточный берег Каспия, можно было перебраться паромом. Красота такая — по волнам проплыть, оглянуться на прекрасный седой Каспий. Но паром иногда, из-за волн, мог суток трое болтаться на волнах. И чтобы такое не произошло, чтобы, не дай Бог, не потерять время, я «форсировал» Каспий на вертолёте, самолёте и ни разу на пароме! Я дорожил своим временем.
— Такая динамика сумасшедшая.
— Немножко о географии работы нашего УИРа — это запад Туркмении, Казахстана, весь Азербайджан. Это такие населенные пункты, как Куткашен, Нахичевань, Кировабад, Джульфа, Губа. Дальше – Каспийская военная флотилия, которая имела объекты по всему побережью и по островам. Тут обязательно нужно упомянуть про базу экранопланов в Каспийске, которых еще называли «Каспийские монстры». Мы тут прошли все эти работы от первого колышка до пуска четвертой модели.
Если перечислять далее, то ещё надо вспомнить про строительство авиационного полка в Моздоке, кстати, на этом объекте впервые встретился, познакомился, а потом подружился Петром Степановичем Дейнекиным[15]. Это был авиационный полк, который занимался прикрытием обустроенного в тех местах молибденового комбината. Дальше – наша «Крона» – станция Зеленчукская, запуск второй очереди, она по очередям сдавалась, там был очень серьезный объект, и ещё дом отдыха газеты «Известия» в Джубге, это в Краснодарском крае.
Вот такая была география – в понедельник выехал из дому, или во вторник, когда главком улетел, и целую неделю в динамике. А ещё обязательно надо сказать о том, что высокие начальники очень ревностно относились к успехам друг друга. Главкому Ставки, предположим, нравилось то, что мы строили, их удовлетворяли и качество и сроки. Как только об этом узнавал главком вида вооруженных сил, так ему сразу стала не нравится моя работа. И сразу: уберите этого майора-строителя — он сорвал мне весь план. Надо было приспосабливаться к их непростым характерам, немного лавировать, быть ещё и дипломатом.
Когда я работал в Баку, для меня уже не было слова «нет». Я просто не мог, не имел права сказать ни одному руководителю (от генерал-майора до генерала армии) это слово. Никто бы из них этого просто бы и не понял. В непростых ситуациях я старался сразу сообщить своему высокопоставленному собеседнику, что мы его новое задание выполним. Но я сразу же просил этого руководителя меня принять отдельно — вникнуть в создавшуюся ситуацию и помочь ее решить.
А ситуации были очень непростые и реакции начальников были острые, как взрывы «грома, молний и эмоций». Запомнился такой случай — из Афганистана выводили 22-ю бригаду спецназа Главного разведывательного управления. Она несколько лет находилась там на самых опасных направлениях. В ходе боев и рейдов бригада потеряла в Афганистане 191 человека, уничтожив более 5000 душманов. Практически все её сотрудники были отмечены государственными наградами, а четверым — присвоено звание Героя Советского Союза. В 1986 году была бригада награждена вымпелом Министра обороны Советского Союза «За мужество и воинскую доблесть».
Спецназовцев сначала выводили в город Йолотань Туркменской ССР, а затем передислоцировали в посёлок Перекишкюль в 25 километрах Баку. И я для этих парней, прошедших через бои, огонь и потери товарищей, забрал у Закавказского военного округа два дома. До сих пор считаю, что поступил правильно. Но после этого командующий войсками Закавказского военного округа генерал-полковник Константин Алексеевич Кочетов объявил меня «врагом номер один». Осуждать я его не могу, у него свои задачи, своих бесквартирных офицеров немало. Он по этому поводу долго бурчал в мой адрес.
— Анатолий Владимирович, все ближе в вашем рассказе времена так называемой перестройки, закончившейся развалом Советского Союза. Находясь там, в Закавказье, вы когда почувствовали приближение этой трагедии?
— Мы в Азербайджане приближение этих событий испытали это раньше всех – город Сумгаит, события, происшедшие в нем[16], у меня до сих пор перед глазами стоит. В те дни только наш военный госпиталь принимал раненых.
— Что вы строили в Сумгаите?
— В пригороде Сумгаита расположен военный аэродром Насосная, на котором постоянно дислоцировался 82-й истребительный авиационный полк ПВО, прикрывавший в составе других частей Баку и Каспийский нефтедобывающий район. Там стояло большое автомобильное механизированное подразделение, свыше 800 автомобилей. Размещался военно-строительный отряд и военный госпиталь на 200 коек. Мы строили на Насосной жилье для летчиков и реконструировали аэродром, кроме того, неподалёку обустраивали второй аэродром — для фронтовой авиации.
Был там еще запасной командный пункт, основной объект, который мы строили. Ну а рядом — приемно-передающие радиоцентры, тропосферная связь, стратосферная связь, другие объекты связи для ставки Южного направления. Все было построено по самому высокому уровню. Мы даже сегодня на тот уровень военной инфраструктуры еще не вышли. В некоторые периоды в этом месте работало от семи до десяти личного состава. Всего в УИРе насчитывалось 18 тысяч и более половины — там.
— В чём стали проявляться выпады против войск?
— Перекрыли дорогу. Что такое в Советском Союзе остановить движение по железной дороге? Стал надвигаться коллапс. В Азербайджане перестали пропускать грузы для Армении. Мы преодолеть эти трудности — стали разгружать все эти грузы, и, чтобы они не пропадали, и пускать их в дело. Естественно, стали увеличивать производственные планы, повысили задания на двадцать процентов и «добавили» людей. Потом часть грузов стали в Армению направлять через Грузию.
Как-то не сразу и не все высокие руководители оценили угрозу надвигающийся национальной вражды. Помню, когда в Армении произошло землетрясение, мы получили приказ направить туда личный состав — для спасательных, а потом восстановительных работ. Мы обратились в Москву — надо «пересортировать» личный состав, отстранить от поездки азербайджанцев. Доложили Министру обороны Дмитрию Тимофеевичу Язову. Он сначала и слушать не хотел, дескать, какая тут национальная рознь, мы все советские люди. Приказал поднять личный состав по тревоге и часть людей направить на машинах, а часть — по железной дороге. Но среди личного состава, особенно среди прапорщиков, около 80 процентов составляли азербайджанцы. Они все отказались ехать. Вот тогда стали прозревать, что вражда эта надолго…
С развитием так называемой перестройки участились побеги из армии азербайджанцев. Причем, бежали представители всех видов и родов войск — начиная от подводников и заканчивая десантниками. В общей сложности «набежало» свыше тысячи человек, большинство которых прикомандировали к моей части. Их надо было не только поставить на учет, обуть, одеть, накормить. Надо было еще добиться, чтобы они и работали, и зарабатывали. Получалось это непросто, УИР нес убытки, я ходил к секретарю ЦК Компартии Азербайджана Виктору Петровичу Поляничко[17] — просил денежной помощи. Объяснил ему — у меня хозрасчетная организация и мне нельзя показывать убытки: накажут, снимут с должности и могут даже УИР расформировать.
— А потом они вообще начали выходить из-под контроля?
— Ну, когда я там был, то из-под контроля никто не выходил и ничто не выходило. Я держал их в руках.
…В 1991 году мне предложили новую должность, позвонили, сказали — подумай до утра. Должность была очень высокая, генерал-лейтенантская — заместителем Командующего войсками Приволжско-Уральским округа по строительству и расквартированию. Конечно, я согласился. Удалось согласовать моё назначение, хотя главком ставки был против, но меня поддержал Поляничко и его аппарат.
Я переехал в Самару, а потом так получилось, что именно сюда в Поволжье пришлось принимать тех ребят, которые уходили из Средней Азии — Таджикистана и особенно из Азербайджана. Я их всех расселил, начиная от южного Саратова и заканчивая северной Воркутой.
— Я помню момент вашего назначения. Оно произвело в армии фурор! Подполковника был назначен на генерал-лейтенантскую должность!
— Я получил три воинских звания досрочно, включая подполковника. Кстати, это звание я получил после того, как один офицер написал письмо о том, что в моем подчинении, у майора, у начальника УИРа служит 36 полковников и нужно: или снять его с должности или присвоить очередное воинское звание. Такой вот попался «блюститель» воинских традиций. Так я и стал подполковником. А с назначением на должность заместителя Командующего войсками округа также начались проблемы: как можно подполковника на генеральский пост?! Но мне досрочно присвоили звание полковника и проблема решилась постепенно…
— Вы стали самым молодым генералом в Советском Союзе. Неожиданно.
— Я сам об этом узнал из прессы. Конечно, приятно было. Скажу честно, что когда шел в армию, то всего мечтал стать подполковником. Я искренне считал, впрочем, и сейчас так считаю: это — высокое звание. Был я тогда, как вы помните, старшим лейтенантом.
— И как вам пришлось на новой должности?
— Приволжско-Уральскиий военный округ только образовался — путём слияния двух округов. На его территории дислоцировалось большое количество войск: 2-я гвардейская общевойсковая армия, в состав которой входили 27-я и 34-ямотострелковые дивизии, 15-я отдельная мотострелковая, так называемая «Миротворческая» бригада, 92-я ракетная бригада оперативно-тактических ракет, 385-я артиллерийская бригада, 297-я зенитная ракетная бригада, отдельные вертолетные полки и эскадрильи, бригады полки, окружные учебные центры, базы хранения вооружения и техники и другие части и соединения центрального и окружного подчинения. В состав округа входила 201-я мотострелковая дивизия, дислоцированная в Таджикистане.
В некоторое время общая численность личного состава округа достигала 66 тысяч человек Проблем, конечно, хватало. Прибыла новая команда – коллектив еще во многом не слаженный, многие без жилья. Все это потребовало особых усилий и трудов.
— Основные усилия направляли на сооружение жилья? Или приходилось и обустраивать и строить объекты.
— Да все приходилось делать. Первое, что генерал-полковник Николай Васильевич Чеков сказал: он — народный депутат от ДОСААФ, а поэтому объекты ДОСААФ должен быть сделаны в первую очередь. Второе – у него «есть долг» по учебно-лабораторному корпусу Уфимского вертолетного училища, чтоб было сделано до конца года. А там такой корпус, что его за день не обойдешь…
На территории округа было очень много заказчиков, были поручения различных начальников из Москвы, поэтому командующий войсками округа ревниво относился к тому, что я отвлекался на объекты ПВО, ВВС. Дескать, своей работы хватает. А ее действительно было выше крыши. Округ был большой по территории и он стал сразу фронтовым — после развала Советского Союза. Ну а потом начался вывод войск из Западной группы войск (бывшей Группы Советских войск в Германии). Эшелонами пошли войска, повезли технику и вооружение, семьи. Самое большое количество выводимых войск направлялось в Московский военный округ, на «втором месте» по этому показателю был Северо-Кавказский военный округ, а мы находились на третьем.
Нелегкий это был труд. Вначале ставили в поле палатки, расселяли в общежития, воинские казармы переделывали в подобие квартир. Обычно, те, кто служил за границей, в группах войск, жили зажиточнее, чем те, кто служил в округах. Им обычно слегка завидовали. Но тогда именно «заграничные семьи», которые хоть и приезжали с автомобилями, очень завидовали «коренным уральцам и волжанам» — они ведь ехали просто в поле. И квартира в тот момент казалась им недостижимой мечтою. Впрочем, вскоре мы решили и эту проблему…
Особенностью нашего округа являлось огромное количество вертолетных частей: 21 вертолетный полк, да еще плюс военные вертолетные училища — Сызранское, Саратовское, Уфимское и Кировское. Такие объекты также требовали к себе дополнительного внимания.
— При вас округом командовал генерал-полковник Альберт Михайлович Макашов. Какое осталось впечатление от совместной работы?
— Генерал Альберт Макашов[18] – боевой генерал, он, один из немногих высших военных руководителей, побывал и в солдатской шкуре. Имел свое мнение по многим проблемам как армейской, так и гражданской жизни. Он имел своё мнение, а я — имел своё. Могу сказать, что командиров не выбирают, их назначают. Если командир работает в правовом поле государства, не нарушает закон, то это нормальный командир.
Я не могу давать оценку всем тем событиям, в которых Альберт Михайлович «засветился» — он принимал участие в выборах президента страны (как кандидат на этот пост). Но вот командующим округом считаю его достойным. Когда был объявлен Государственный комитет по чрезвычайному положению в СССР (ГКЧП) — командование округом его поддержало. Но когда ГКЧП проиграл, генерал Макашов все взял на себя и никто из наших генералов и офицеров не пострадал, все пошли на повышение. Когда потом приехали с проверкой политической благонадежности, он прямо сказал: я командующий здесь и я несу ответственность за все, что тут происходило! Согласитесь, что это здорово, что в нашей жизни есть такие ответственные люди, такие мужики!
— Анатолий Владимирович! А можно немного о вас, как о строителе и человеке поговорить. Тем более, что как личность вы полностью сформированы военно-строительным комплексом. Как вы, к примеру, решали такой непростой вопрос, как комплектование военно-строительных частей по самому остаточному принципу. Ведь только ленивый не знал и не говорил об огромном количестве судимых в среде военных строителей.
— Вся моя работа — и когда был еще младшим офицером и когда уже возглавил военно-строительный комплекс Минобороны — проходила под влиянием только одного мощного фактора. Это необходимость выполнить в указанный срок (а лучше чуть пораньше) поставленную задачу. И выполнить с самым высоким качеством. И уже от всего этого я строил свои отношения в коллективе и вне его. Это была, если хотите, та печка, от которой я танцевал.
Скажу сразу, что выполнить те очень объемные и сложные в техническом отношении задания невозможно без высокого уровня человеческих отношений в коллективе. Приходилось делать то, что сейчас называется, «пропускать людей через себя». Я шел в военно-строительную роту, в которой иногда находилось около двухсот человек, и беседовал с солдатами. Иногда такие встречи растягивались на долгие часы, на целую ночь. Расспрашивал солдат про их жизнь, их родителей, их родственников — старался найти подход к их душам, старался понять, чего можно ожидать от некоторых, уже имевших срок. Ведь было еще и немало просто больных, там с эпилепсией — таких надо было или лечить или увольнять.
Для того, чтобы овладеть настроениями, царящими в казарме приходилось становится и психологом, в самом полном понятии этого термина. Приходилось искать какой-то компромисс в отношениях с личным составом, к некоторым подстраиваться, на некоторых влиять силой авторитета воинского звания и занимаемой должности. Должен сказать, что ничто так положительно не влияет на личный состав, как образ «отца-командира» строгого, но заботливого и человечного. И конечно справедливого!. Видно, это еще идет с нашей военной истории. Не хочу себя расхваливать — в таком режиме работали практически очень многие офицеры военно-строительных частей.
Но в тоже время все вся эта «сердечность и доступность» должна лежать буквально на глыбе требовательности, жесткого спроса и ответственности. Ну к примеру, мне один из моих подчиненных несет на подпись документ и в ходе работы с бумагами выясняется, что он их — не читал. Но вместо того, чтобы признать ошибку, дескать, был занят, не смог (тысячи может быть причин), так он еще и врет. Для меня такого рода работники — самое отвратительное с чем я встречался в своей работе и что я просто не терплю, выжигаю «каленым железом».
— Ходит такая информация, что вы практически не сидите в кабинете, чуть что — одеваете резиновые сапоги и «пропадаете» на стройке? Так полжизни в этих сапогах…
— Полжизни? Почему полжизни? Где надо, там надевал и сейчас надеваю. А где не надо — не надевал. А чего тут стесняться сапог?
— Наоборот, это показатель того, что вы – человек работающий. Человек от народа, от мастерка, от работы, от солдата.
— Я и сейчас, если есть такая возможность, обязательно захожу казарму или палатку, посмотрю чем люди заняты, познакомлюсь, как их кормят, что на обед дают. Конечно, сегодня многое изменилось в армейской жизни — как по форме так и по содержанию, но еще один взгляд не помешает. Я полагаю, что сапоги еще рано в угол ставить. Строек еще много…
— Анатолий Владимирович, так получилось, что вы оказались последним заместителем министра обороны по строительству и расквартированию — в том самом классическом представлении, который десятилетия существовал в военном ведомстве. Под влиянием реформ и взглядов предыдущего Министра обороны Анатолия Эдуардовича Сердюкова[19] военно-строительный комплекс был расформирован. Вы сопротивлялись этому процессу, доказывали его пагубность?
— Конечно, я был против такого решения судьбы военно-строительного комплекса, доказывал неправильность этой идеи, пагубность этих планов для вооруженных сил. Но…
— На место военно-строительного комплекса Минобороны пришли структуры Федерального агентства специального строительства (Спецстроя) России и все это закончилось нескончаемыми уголовными процессами в отношении его руководителей и, в конце концов, расформированием этой организации и возвращением к идее собственного военно-промышленного комплекса военного ведомства.
— Да, сегодня по всей стране говорят о «проворовавшихся генералах Спецстроя». Там многих уже задержали, некоторых — осудили, приговор вступил в силу. Но я сразу, от имени коллег, скажу, что эти люди никогда не были генералами, не получали таких воинских званий, многие даже в армии не служили. Это не генералы Спецстроя. Это гражданские работники, которые пришли работать в Спецстрой и стали носить погоны государственных служащих.
— Мы говорим о судьбе военно-строительного комплекса. У него было много преимуществ, в частности, очень высокое качество продукции и низкая себестоимость. Могло это отрицательно повлиять на судьбу Спецстроя?
— Конечно. Повлияло и, к сожалению, отрицательно, потому что мы были мощными конкурентами сегодняшнему бизнесу. У нас, когда я увольнялся из армии, цена квадратного метра жилья в пять и даже в двадцать раз была дешевле той цены, которую предлагали гражданские, коммерсанты. Если у нас цена за квадратный метр составляла 12-14 тысяч рублей за квадратный метр, а на рынке самая низкая цена была около 50-60 тысяч рублей за тот же квадратный метр, это о чем-то говорит? Это говорит о том, что мы были конкурентами, причем, очень мощными.
Раньше, ещё при маршале Шестопалове, мы около 3 миллионов квадратных метров строили. Министерство обороны, когда я уходил из армии, имело военно-строительный комплекс мощностью 1 миллион 700 тысяч квадратных метров жилья в год. Найдите сегодня такую крупную компанию. Их по пальцам можно пересчитать.
— За счет чего военным строителям удавалось добиваться столь приемлемой цены?
— Несколько важных факторов. Во-первых, строили на земле, принадлежащей военному ведомству. Во-вторых у нас было Главное управление строительной промышленности, которое изготавливало продукцию высокого качества и значительно дешевле рыночной цены. Мы производили все, кроме металла. Были и другие особенности, нам шло навстречу государство — государственные казначейские и налоговые освобождения…
Хочу отметить, что сила военно-строительного комплекса была не только в меньшей стоимости работ и продукции, хотя в рыночных условиях это немаловажный фактор. Его сила и прочность особенно проявлялась в условиях военных конфликтов. К примеру возьмём контрр-террористическую операцию, проводимую в Чечне.
Гражданские строители там не работали, они разбежались при первых обстрелах. Когда наши работники приехали в Ханкалу, то в Грозном еще шли бои, еще неоднократно рядом со строителями мины ложились.
Очень много было проблем с подвозом материалов — автомобили оказывались под огнем бандитов. Мы пробовали одно время отправлять их в составе охраняемых воинских колонн. Но нам нужно в день произвести пять рейсов, а охраняемые колонны шли только два, к примеру, раза и то в неделю. Но проблему мы решили.
Кроме того, что военные строители выполняли сугубо производственные функции, мы также сумели хорошо поработать с местным населением, привлечь к строительству объектов чеченцев — вначале пришли женщины, а потом и мужчины. Мы их ничем не отделяли от своих работников. Приглашали и вывозили их детей в пионерские лагеря наших главков в Подмосковье, размещали их там, как гостей. В Чечне, как известно, долго «правили» террористы разных мастей, никто населением не занимался — люди годами не видели врачей. Всех, кто нуждался в экстренной помощи, женщин и детей, мы направили в военный госпиталь имени генерала Бурденко. Многих там подлечили. Благодаря таким мерам стало восстанавливаться доверие между местными жителями и федеральными властями.
Если в самом начале нашей командировки в Чечню каждую неделю случались неприятности — нападения на колоны, воровство автомобилей и даже убийство водителей, то вскоре стало все на место. Местное население, которое также истосковалось по мирной жизни, стало «играть в нашей команде», строительство было завершено в намеченные сроки, с уровнем рентабельности в десять процентов и с достойным качеством.
Кстати, качество было нормальное, претензий к нему ни у кого не было. Я сам просил тогда руководство Министерства обороны, чтобы они ходатайствовали перед Счетной палатой о приезде проверяющих. Да, приглашали к себе контролирующие органы. А сегодня все боятся их пригласить.
— Вы боролись за сбережение военно-промышленного комплекса? У вас были ошибки?
— В чем моя ошибка? В том, что не застрелился?
— Как вы считаете, государство должно возродить военно-строительный комплекс? В каком виде?
— Нынешний Министр обороны Российской Федерации Сергей Кужугетович Шойгу делает все, чтобы восстановить ВСК. В каком виде? Это должно быть сделано с учетом всего того положительного опыта, который был накоплен в предыдущие десятилетия. И, естественно, обязательно широко использовать все то, чему научились, что приобрели в Сирии.
Полагаю, что многое в становлении нового комплекса могут и должны подсказать и ветераны военного строительства. Помните, после дефолта 1998 года нашей стране нашей понадобился опыт опытных специалистов. Так призвали советских еще » экономических зубров» — Евгения Максимовича Примакова,[20] Юрия Дмитриевича Маслюкова[21] и многих других. Вот тогда выяснилось, что «есть еще порох в пороховницах», что «старые кони борозду не портят» и что именно они, а «не эффективные менеджеры отодвинули страну от краха банкротства».
Полагаю, что и мы, ветераны военного строительства, как носители многослойного, богатого опыта могли бы еще принести Отечеству пользу. Вообще-то, я всегда по жизни выступал и выступаю за то, чтобы у нас молодёжь находилась на первых ролях, но сейчас без наших знаний ей будет трудновато. Особенно, с учетом того, что сейчас намечается возведение огромного числа военных и общегражданских строек в таких сложных регионах, как Арктическое побережье России, Сибирь и Дальний Восток.
— Хотелось бы от вас, как говорится, из первых уст узнать об одной военной операции, проведенной лично вами, по возвращении в государству части Новороссийской военно-морской базы, захваченной коммерсантами. Об этом разные слухи ходят…
— История эта произошла в апреле 2007 года и вкратце её фабула такова. В те годы мы готовили Новороссийскую военно-морскую базу, как основное место базирования сил Черноморского флота, в случает прекращения Украиной действия договора о пребывании флота в Крыму. Проводились огромные по масштабу строительные работы — укреплялась береговая линия, возводились причалы, пирсы, склады, арсеналы ракет и торпед.
В ходе этих работ территорию, принадлежащую организации ФГУП «Южморгеология», передали в военное ведомство. Федеральное агентство по управлению федеральным имуществом 16 апреля 2007 года издало распоряжение №1022 «О закреплении недвижимого имущества за 1222-м Отделом морской инженерной службы Новороссийской военно-морской базы на праве оперативного управления». То есть, эта территория и имущество «поступало на службу флоту».
Документ этот был издан, но никто его из наших гражданских партнеров выполнять не спешил. Одно за другим сюда продолжали поступать судна с товарами из-за границы (основном из Турции), их растомаживали и развозили по рынкам. Работа просто кипела. То есть, вместо того чтобы выполнить решение главы государства некие нечистоплотные делки организовали здесь перевалочный коммерческий пункт — по четыре парома в день приходили. Столь лакомый кусок они отдавать никак не хотели.
В таком режиме мы прожили десять суток — надо было принимать меры, чтобы ситуация не зашла в давность.
26 апреля во главе группы офицеров я вылетел из аэродрома Чкаловский в Москве и приземлился на аэродроме Крымск под Новороссийском. Не откладывая в долгий ящик, на вертолете облетел акваторию Геопорта и произвел фотосъемку находящихся там объектов. В тот же день вечером провел в штабе Новороссийской военно-морской базы совещание, на котором наметили план дальнейших действий. В этой работе самое активное и деятельное участие принял тогдашний начальник базы контр-адмирал Сергей Иванович Меняйло[22]. Было уточнено, что предстоит принимать 73 объекта. Естественно, к нашей работе мы подключили органы военной контрразведки базы и оповестили начальника местного УВД. Он был в командировке и мы подключили его заместителя. Дабы ничего такого «внештатного» не произошло, я потребовал, чтобы объекты «Южморгеологии», передаваемые нам, совместно с частным охранным предприятием взяли под охрану подразделения флота. Для такого случая у нас уже была подготовлена отличная рота морской пехоты. В тот же день к 22.15 часам объекты в акватории Геопорта были взяты под охрану подразделением НВМБ. Морские пехотинцы заступили на посты и добросовестно не сходили с них до утра 27 апреля 2007 года.
Параллельно мы решали вопрос с подписанием акта о приеме-передаче объектов. Директор государственного научного центра РФ ФГУ «Геологическое предприятие Южное научное-производственное объединение по морским георазведочным работам» Сергей Львович Кошкаровский сообщил нам, что генеральный директор указанного предприятия Артур Петрович Пронкин болен и находится дома. Поэтому мной была отправлена группа офицеров под руководством генерал-лейтенанта Александра Васильевича Крипака к генеральному директору Пронкину домой для подписания акта приема-передачи объектов. Но 26 апреля акт подписать не удалось. Причина отказа — отсутствие и в Минприроды и в Федеральном агентстве по недропользованию вот того самого распоряжения Федерального агентства по управлению федеральным имуществом от 16 апреля 2007 года. Нет документа и никто его не видел! И, конечно, выполнять его никто не хочет!
Я отдал команду: к 7.00 часам 27 апреля доставить нарочным в Минприроды и Федеральное агентство по недропользованию вышеуказанные документы. Ровно в 7.00 часов следующего дня мне было доложено, что необходимые бумаги доставлены по нужным адресам и вручены руководителям.
Уже в 8.00 часам 27 апреля группа под руководством генерал-лейтенанта Крипака продолжила переговоры по подписанию акта приема передачи. Переговоры эти шли очень трудно и лишь в 16.00 часов он был подписан. При этом передающая сторона высказала пожеланием внести в него некое обременение — контракт, заключенный между ФГУП «Южморгеология» и турецкой фирмой на оказание работ (услуг) по обслуживанию иностранных морских судов в Геопорту. Контракт этот по просьбе передающей стороны был упомянут в акте с условием заключения установленным порядком через Росимущество соответствующего договора аренды на указанные здания и сооружения между Минобороны и ФГУП «Южморгеология».
Кроме того, в ходе проверки и инвентаризации было так же установлено наличие трех действующих договоров аренды. Не буду, как говориться, распыляться по мелочам, скажу, что в тот же день, 27 апреля 2007 года, в 21.30 часов я лично передал акт на утверждением заместителю руководителя Федерального агентства по управлению федеральным имуществом Российской Федерации Сергею Викторовичу Сысоеву.
Я бы отметил храбрость и мужество местных офицеров, участвующих в этой операции. Дело в том, что их семьям поступили угрозы, так называемые коммерсанты были готовы на все, чтобы не отдать «курочку, несущую золотые яичка». Кстати, угрозы поступили некоторым военно-морским командирам даже в Москве. Дабы не ставить их под удар, пришлось все эти заботы по «закреплению имущества» взять на себя. Мы помогли морякам. Для меня была дикая ситуация – глава государства дал команду передать фонды военным, построить там необходимые объекты, а воз никак не сдвинется!
— Анатолий Владимирович. Позади большая служба, огромные дела, высокие воинские звания. Скажите, пожалуйста, когда наступает полное понимание жизни? Когда вручают орден в Кремле? Когда возносится новое здание? Когда есть возможность посидеть с любимой книгой зимним вечером у камина?
— Да, именно в такие минуты ты и горд, и счастлив, и доволен! Но самое полное ощущение — это когда лежишь в окопе под Шали под обстрелом. Лежишь с солдатом. У него автомат, у тебя — пистолет. Мы отстреливаемся и ждем подмогу!
Вопросы задавал Галайко Владимир
[1]Непорожний Петр Степанович — видный ученый, профессор, член-корреспондент АН СССР. В 1959 году назначается первым заместителем министра строительства электростанций СССР, а с 1962 г. по 1985 г. в течение 23 лет возглавлял Министерство энергетики и электрификации СССР. Родился 30 июня 1910 года в селе Тужилов (ныне в черте города Яготин) Киевской области на Украине. Умер 9 июля 1999 в Москве.
[2]Штогрин Валерий Анатольевич Доктор экономических наук, кандидат технических наук. До 1981 года работал на строительстве Ровенской АЭС мастером, прорабом, начальником участка, заместителем начальника управления строительства. В 1981-1985гг. — заместитель начальника, главный инженер Управления строительства Хмельницкой АЭС. В 1985-1987гг. – начальник Управления строительства Бурштынской ТЭС. В 1988-1998гг. – главный инженер, начальник строительства Крымской АЭС. С 2004 года — председатель правления «Укратомэнергостря». Родился в 1949 году.
[3]Александров Анатолий Петрович, крупный советский физик, доктор физико-математических наук, педагог, профессор. Президент Академии наук СССР. Трижды Герой Социалистического Труда (1954, 1960, 1973). Лауреат Ленинской премии (1959), Государственной премии СССР (1984) и четырёх Сталинских премий (1942, 1949, 1951, 1953). Родился 31 января 1903 года в городке Тараще Киевской губернии. Умер 3 февраля 1994 года в Москве.
[4]Колдунов Александр Иванович, выдающийся советский ас, крупный военачальник. За годы Великой отечественной войны совершил 412 боевых вылетов, в 96 воздушных боях сбил лично 46 и в составе пары 1 самолёт противника. Дважды Герой Советского Союза. С июля 1978 года — главнокомандующий Войсками ПВО страны — заместитель министра обороны СССР. В 1978-1987 гг. одновременно занимал должность командующего войсками ПВО — заместителя главнокомандующего Объединёнными вооружёнными силами государств — участников Варшавского Договора. Родился 20 сентября 1923 года в деревне Мощиново ныне Монастырщинского района Смоленской области. Умер 7 июня 1992 года в Москве.
[5]После 1991 года населенный пункт стал называться Габала. В его окрестностях была построена Габалинская радиолокационная станция —типа «Дарьял», составная часть советской системы предупреждения о ракетном нападении, одна из девяти станций данного типа, построенных в СССР.
[6]Максимов Юрий Павлович,советский военачальник, генерал армии (1982). Герой Советского Союза (1982). Главнокомандующий Южного стратегического направления (1984—1985) и РВСН — заместитель Министра обороны СССР (1985—1991). Родился в семье крестьянина в селе Крюковка Тамбовской губернии (ныне в составе Мичуринского района Тамбовской области). Скончался 17 ноября 2002 года в Москве.
[7]Зайцев Михаил Митрофанович советский военачальник, генерал армии (1980), участник Великой Отечественной войны. Герой Советского Союза (1983). С мая 1976 года командующий войсками Белорусского военного округа.С 25 ноября 1980 года по июль 1985 года — главнокомандующий Группой советских войск в Германии. С 6 июля 1985 года по 1989 год Главнокомандующий войсками Южного направления. Родился в семье крестьянина в деревне Заводской Хутор Чернского уезда Тульской губернии. Умер 22 января 2009 года в Москве.
[8]Попов Николай Иванович, советский военачальник, генерал армии (1988). С октября 1981 года командующий войсками Сибирского военного округа. С сентября 1984 года командующий войсками Краснознамённого Туркестанского военного округа. С января 1989 года главнокомандующий войсками Южного направления. Родился в селе Беловка, ныне Богатовский район, Самарская область. Умер 16 июля 2008 года в Москве.
[9]Кожбахтеев Виктор Михайлович советский военачальник. Начальник штаба — первый заместитель Главнокомандующего войсками южного направления (1984—1988 гг.). Начальник штаба Гражданской обороны СССР-первый заместитель начальника Гражданской обороны СССР (1988—1991), генерал-полковник. Родился в 1931 году. Умер 14 февраля 2012 в Москве.
[10]Колесников Михаил Петрович, советский и российский военачальник, генерал армии (1995). В мае 1988 года назначен начальником штаба – первым заместителем главнокомандующего войсками Южного направления. 23 декабря 1992 года назначен начальником Генерального штаба Вооруженных сил – первым заместителем Министра обороны Российской Федерации. В июне 1998 года назначен Председателем Государственной технической комиссии при Президенте Российской Федерации. Родился 30 июня 1939 года в городе Ейске Краснодарского края, в семье инженера-строителя. Умер 26 марта 2007 года в Москве.
[11]Ширинкин Алексей Иванович, советский военачальник, политработник. Участник Великой Отечественной войны. Генерал-полковник. Руководил политотделом мотострелковой дивизии, работал первым заместителем начальника политотдела армии в Ереване, начальником политотдела армии в Хабаровске, первым заместителем начальника Политуправления ДВО. Был назначен начальником политуправления — членом военного совета Закавказского военного округа. Являлся членом военного совета войск Южного направления. С 1987 года до 1991 года возглавлял партийную комиссию при Главном политическом управлении СА и ВМФ. Родился в 1925 году в Воронежской области.
[12]Кочкин Геннадий Владимирович, советский военачальник, политработник. Генерал-полковник.
В 1977 году получил назначение на должность члена Военного совета-начальника политотдела армии на Дальний Восток. В 1984 году назначен членом Военного совета-начальником политуправления Среднеазиатского военного округа. В 1987 году назначен членом Военного совета — начальником политуправления войск Южного направления. С 1989 до 1992 года служил заместителем начальника Гражданской обороны страны. Родился в 1934 году в городе Горьком.
[13]Овчинников Александр Иванович, советский и российский военачальник, генерал-полковник (1991). Член Военного Совета — начальник политуправления Туркестанского военного округа (1988—1989), Член Военного Совета — начальник политуправления Главного командования войск Южного направления (1989—1990). Первый заместитель начальника Главного военно-политического управления Вооружённых Сил ССС (1990—1991). Родился 23 сентября 1937 года в хуторе Слободской Семикаракорского района Ростовской области. Умер 15 апреля 2017 года в Ростове-на-Дону.
[14]Тягунов Михаил Иванович, советский военачальник, генерал-полковник (1980). Командовал Уральским военным округом. Был заместителем командующего театра военных действий Южного направления. Родился 15 марта 1925 года в деревне Липовка Воротынского района Горьковской области. Умер в 1997 году.
[15]Дейнекин Петр Степанович советский и российский военачальник. Главнокомандующий ВВС СССР (1991—1992), Главнокомандующий ВВС ОВС СНГ (1992), Главнокомандующий ВВС России (1992—1998). Генерал армии, Герой Российской Федерации (1997). Родился 14 декабря 1937 года в городе Морозовск, Ростовской области. Умер 19 августа 2017 года в Москве.
[16]27—29 февраля 1988 года в городе Сумгаит Азербайджанской ССР прошли беспорядки на этнической почве, получившие название «Сумгаитский погром» и сопровождавшиеся массовым насилием в отношении армянского населения. По выражению британского журналиста Тома де Ваала, эти события стали «первой в современной советской истории вспышкой массового насилия».Погром явился знаковым событием и поворотным пунктом в обострении межнационального конфликта в Закавказье. В ходе операции по наведению порядка телесные повреждения различной степени тяжести получили 276 военнослужащих..
[17]Поляничко Виктор Петрович, политический и государственный деятель СССР и Российской Федерации. Являлся должностным лицом в ранге вице-премьера России, народным депутатом СССР, народным депутатом Азербайджанской ССР. Родился 9 марта 1937 года в Ростове-на-Дону. Погиб в Северной Осетии 1 августа 1993 года в результате террористического акта.
[18]Макашов Альберт Михайлович, советский военачальник, генерал-полковник (1989). Первый заместитель командующего (1982-1983) и командующий (1983-1985) 20-й гвардейской общевойсковой армией в ГСВГ, первый заместитель командующего войсками ЗакВО (1985-1989), командующий войсками УрВО (январь—август 1989 года), командующий войсками ПУрВО (1.9.1989—31.8.1991). Советский и российский оппозиционный политик, кандидат в Президенты РСФСР (1991), активный участник вооружённых столкновений в Москве в начале октября 1993 года. Родился 12 июня 1938 года в селе Левая Россошь Каширского района Воронежской области.
[19]Сердюков Анатолий Эдуардович, российский государственный деятель. Руководитель Федеральной налоговой службы с 27 июля 2004 по 19 февраля 2007. Министр обороны Российской Федерации с 15 февраля 2007 года по 6 ноября 2012 года. В июле 2017 года избран председателем совета директоров ПАО «Роствертол». Родился 8 января 1962 года в посёлке городского типа Холмский, Абинского района Краснодарского края.
[20]Примаков Евгений Максимович, советский и российский политический и государственный деятель, председатель Правительства Российской Федерации (1998—1999), министр иностранных дел РФ (1996—1998), руководитель Центральной службы разведки СССР (1991), директор Службы внешней разведки России (1991—1996), председатель Совета Союза Верховного Совета СССР (1989—1990). Родился 29 октября 1929 года в Киеве. Умер 26 июня 2015 года в Москве.
[21] Маслюков Юрий Дмитриевич, советский и российский государственный и политический деятель, первый заместитель Председателя Совета Министров СССР (1988—1991), первый заместитель Председателя Правительства России (1998—1999). Родился 30 сентября 1937 года в городе Ленинабад Таджикской ССР. Умер 1 апреля 2010 года в городе Москва.
[22]Меняйло Сергей Иванович, российский политик, военный. губернатор Севастополя (с 9 октября 2014 года по 28 июля 2016 года), Полномочный представитель Президента Российской Федерации в Сибирском федеральном округе с 28 июля 2016 года, член Совета безопасности России с 12 августа 2016 года. Родился 22 августа 1960 года в Алагире Северо-Осетинской АССР, РСФСР.
