К концу Второй мировой наша армия была настолько слаженным организмом, что противостоять ей в Европе не мог никто. В связи с этим возникает один из самых глубинных вопросов: чем армия образца 1941 года, терпевшая тяжкие неудачи и отступавшая до Москвы, отличалась от армии 1945-го, уверенно и блистательно завершившей войну?

Солдаты и офицеры в 1941 году формально были даже лучше (по возрасту, физическим данным, общей военной грамотности и образованности), качество вооружения менялось, но несущественно, не было особой ломки организационной структуры, системы военного управления, кроме как в ВВС и при организации Ставки ВГК. Потенциал Красной армии, ее боеспособность к началу войны были выше, нежели боевая готовность к отражению вражеской агрессии. Просчеты политического руководства и высшего военного командования привели к тому, что к моменту нападения Германии войска не были в полной боевой готовности, их оперативное развертывание не завершилось, дивизии первого эшелона в большинстве своем не заняли предназначенных рубежей обороны. Поэтому они оказались в тяжелейшем положении, не смогли полностью реализовать свои возможности. Уже в начале кампании потеряна основная часть кадровой армии, и ее пришлось воссоздавать второпях. Тем более значим качественный скачок боеспособности в ходе войны.

Как же родилась армия победителей? Коренные, качественные изменения произошли прежде всего в самом обществе и Вооруженных Силах. Война встряхнула все слои населения, военных и гражданских, вынудила другими глазами взглянуть на судьбу страны и защиту Отечества.

Испытания вынудили каждого – от Верховного главнокомандующего до солдата избавиться от благодушия мирного времени, мобилизоваться до предела, оттачивать управленческое и боевое мастерство. В бою не прощались формализм и ошибки, обстановка сурово наказывала за любые упущения в разведке, огневом поражении, обеспечении войск. Война отодвигала в сторону надуманное, нежизненное, все артикулы партократов и чиновников типа Мехлиса. В частности, со всей наглядностью выявилось, что в определенной мере нужны и контроль, и догляд сверху, но эффективного управления не может быть без доверия к людям.

Непрерывные и напряженные боевые действия обогащали боевым опытом, закаляли военные кадры, делали их более стойкими, мудрыми и уверенными в своих силах, вынуждали овладевать еще непостижимыми в 1941-м секретами военного искусства. В начале войны не было командира, который бы в теории не знал о необходимости сосредоточения основных усилий на решающих направлениях, важности ведения непрерывной разведки, организации надежного огневого поражения противника.

Но потребовались немалые жертвы, усилия и время, пока большинство командиров овладели этими канонами. Со всей беспощадностью война показала: между знанием теории и практическим владением военным искусством огромная дистанция. Достаточно напомнить, что глубинная суть организации стратегической обороны не была уяснена и на самом штабном верху не только в 1941-м, но и в 1942-м. И только в 1943 году при подготовке к Курской битве ею сумели до конца овладеть. Хватало и других подобных проблем, которые пришлось постигать во время войны. Так трудно раскрываются на практике таинства военного искусства.

Мужество и самоотверженный труд народа под лозунгом «Все для фронта! Все для победы!» подкрепляли армию не только все более совершенным оружием, материальными ресурсами, но и особой духовной силой. И помощь по ленд-лизу принесла свою пользу, особенно появление сотен тысяч автомашин высокой проходимости, сделавших нашу артиллерию и войска более маневренными.

В мирное время трех-четырехсуточное учение считается большим событием и, как правило, многое дает для выучки и боевого слаживания соединений и частей. А здесь – четыре года непрерывной учебы в боевых условиях. Командиры, штабы и войска не только получали практику. Перед каждой операцией многократно тренировались, воссоздавая соответствующую оборону противника на местности, схожей с той, где предстояло действовать.

Во время войны все было отлажено и доведено до совершенства. Например, кто был на учениях, не мог не заметить, сколько бывает суеты, чтобы переместить на новое место командный или передовой КП. Во второй половине войны командир дивизии, иногда не говоря ни слова, показывал начальнику оперативного отделения место, где должен быть пункт управления. И уже без особых указаний заранее назначенные для этого оператор, разведчик, связист, сапер знали, на какой машине и куда ехать, что взять с собой и как все подготовить. Такая слаженность была во всех делах и во всех звеньях – от Ставки ВГК до подразделения. Все действия, функциональные обязанности каждого воина отрабатывались до автоматизма. Это обеспечивало высокую организованность, взаимопонимание и слаженность управления.

Разумеется, в мирное время невозможно постоянно с таким напряжением вести боевую выучку. Но внутренняя мобилизованность, ответственность за выполнение воинского долга должны пронизывать военного человека на любой должности.

Адмирал Макаров постоянно твердил подчиненным: «Помни войну», но попав на нее, в первом же реальном боестолкновении с японцами погубил себя и часть флота. Нужны, оказывается, знания (военная наука) и умение провести эти знания в жизнь (военное искусство).

Не получая длительное время боевой практики, любая армия постепенно «закисает», ее механизмы начинают ржаветь. Германия во второй половине 30-х постоянно «обкатывала» свою армию в различного рода военных акциях и кампаниях. До нападения на СССР вермахт на протяжении двух лет участвовал в боевых действиях. Одним из подспудных мотивов Советско-финляндской войны также было стремление проверить армию в деле. Многие вооруженные конфликты, развязанные США, имели целью дать органам управления и войскам боевую практику, испытать новые образцы ВВТ.

Слабое звено

Чтобы армия и в мирное время была в готовности, необходимо учения и тренировки проводить не только с соединениями и частями, но и с органами управления стратегического и оперативного звена. До войны считалось, что командир роты или батальона должен систематически тренироваться в управлении с подразделениями, а в стратегическом звене это необязательно, в результате именно оно оказалось наименее подготовленным к решению возложенных задач.

Этот вывод подтверждается новейшими научными изысканиями. Например, программно-целевое планирование, как и вообще системный подход, исходит из того, что целое больше суммы составляющих частей. Целостная система обладает такими свойствами, которые не вытекают непосредственно из свойств ее деталей, но могут быть выявлены путем анализа их совокупности, внутренних связей и результатов взаимодействия частей между собой. В этом, собственно, разница между подходом комплексным, позволяющим рассмотреть лишь простую сумму элементов, и системным. Так, при программно-целевом методе планирования военного строительства мы оперируем боевыми потенциалами соединений и частей. Но в зависимости от рациональности организационной структуры и системы управления и прежде всего в высшем звене общий боевой потенциал ВС может быть меньше (как в 1941-м), и значительно больше, чем простая сумма боевых потенциалов соединений и частей, составляющих объединения и ВС в целом (как в 1945-м).

В свете этого тем более важно и в мирное время крайне ответственно относиться к каждому занятию, учению, максимально приближать их к боевым условиям. В послевоенные годы, особенно при министре обороны маршале Жукове, было весьма строгое отношение к подготовке и проведению учений. После каждого по его итогам издавался приказ министра. Не справившихся со своими задачами офицеров нередко отстраняли от должности или накладывали на них взыскания. Тогда еще помнили, как тяжело приходилось расплачиваться в бою за малейшие упущения, и считалось большим грехом не пресекать их. В этом основной смысл систематических тревог и учений, которые проводятся в последнее время по приказу министра обороны РФ генерала армии Сергея Шойгу.

Характерны два эпизода, рассказанных Иваном Коневым. Перед войной, командуя войсками Северо-Кавказского военного округа, он проводил командно-штабное учение с 19-й армией. В это время его вызвали к правительственному телефону, и за несвоевременное прибытие он получил серьезное внушение. После войны произошел похожий случай, но реакция Москвы была уже совсем другой. Главком Сухопутных войск Конев тогда руководил КШУ с Закавказским военным округом. В этот момент позвонил глава МО. Оперативный дежурный доложил, что маршал Конев на учении. Министр обороны сказал: «Хорошо, не отрывайте товарища Конева от этого важного дела, пусть он мне позвонит, когда у него появится возможность».

Вот так суровые испытания учили и меняли людей, в том числе их отношение к боевой учебе. В связи с этим приходится задуматься: неужели нужна еще одна война, чтобы руководители всех уровней снова уяснили роль и значение офицерских кадров в жизни государства и что главное назначение армии, вообще военных людей – непрестанная подготовка к выполнению боевых задач. Если этого нет, армия теряет смысл. Не случайно принято считать, что война для кадрового офицера – экзамен, который неизвестно когда состоится, но готовиться к нему надо всю жизнь.

Разумеется, смертельные схватки с врагом совершенствовали боевую выучку не только наших войск, но и противника, боеспособность которого к концу войны значительно снизилась. Противоборствующие стороны перенимали чужой опыт. И в этом процессе решающую роль играли такие факторы, как справедливые цели войны, завоевание стратегической инициативы и господства в воздухе, в целом преимущество советской военной науки и военного искусства. Например, в нашей армии была выработана более совершенная система огневого поражения в виде артиллерийского и авиационного наступления. В немецких дивизиях имелось примерно в полтора раза больше орудий. Но наличие мощного резерва артиллерии ВГК и маневр его на решающие участки фронта привели к тому, что у нас постоянно участвовало в активных боевых действиях до 55–60 процентов артиллерии, в то время как в германских войсках – лишь около 40 процентов.

Зародившаяся в битве под Москвой система противотанковой и противовоздушной обороны уже под Курском была доведена до совершенства. Понесшие большие потери дивизии германское командование обычно расформировывало и создавало новые, что затрудняло их сколачивание. У нас нередко сохранялись и вели боевые действия дивизии численностью три – пять тысяч человек. Поэтому соответствующих соединений и объединений было больше, чем у немцев. Но при сохранении костяка опытного офицерского состава в дивизионном (полковом), а во второй половине войны и в батальонном звене легче было доукомплектовывать эти дивизии, включать пополнение в строй.

Подобные организационные и оперативно-тактические приемы, приумножавшие боевую мощь армии, делали наше военное искусство более эффективным.

Советское командование в Великую Отечественную придавало большое значение своевременному обобщению и доведению до войск боевого опыта. Ставка ВГК, Генштаб, Главное политуправление, Наркомат ВМФ, командование и штабы видов ВС и родов войск, объединений и соединений были не только органами практического руководства, но и основными центрами военно-теоретической мысли. Руководство операциями немыслимо без творческой работы при подготовке обоснованных решений, разработке уставов, инструкций и приказов, обобщающих все передовое. Во время войны в Генштабе создали Управление по использованию опыта войны, в штабах фронтов и армий – соответственно отделы и отделения. Богатый боевой опыт Советской армии находил отражение в разрабатываемых и постоянно обновляемых уставах, наставлениях и инструкциях. Например, в 1944-м разработаны и переработаны Полевой и Боевой уставы пехоты, «Руководство по форсированию рек», «Руководство по действиям войск в горах», «Наставление по прорыву позиционной обороны» и др. Всего за 1943–1944 годы переработано и разработано вновь 30 уставов, наставлений и инструкций, связанных с ведением БД и подготовкой войск.

Обращает на себя внимание конкретность и предметность военно-научных исследований, строгая подчиненность их интересам успешного ведения вооруженной борьбы на фронтах. В то же время армия Германии, несмотря на значительное несоответствие довоенных уставов боевому опыту, особенно после нападения на СССР, не переработала ни одного из них, хотя и воевала в течение шести лет. По захваченным трофейным документам, показаниям пленных офицеров установлено, что анализ и обобщение боевого опыта заканчивались изданием отдельных памяток и директив. Многие фашистские генералы в мемуарах называют одной из причин поражения то, что они на востоке воевали по тем же лекалам, что и на западе.

Таким образом, война еще раз подтвердила, что хорошо разработанная теория сама по себе мало что дает, если ею не овладевают кадры. Кроме того, требуется развитое оперативно-стратегическое мышление, организаторские и волевые качества, без которых нельзя проявить высокий уровень военного искусства.

Проверка по Симонову

Но и все сказанное неполно отвечает на вопрос: как появился феномен всесокрушающей победоносной армии к концу войны? Над этим стоит задуматься основательно, особенно когда затеваются всякого рода реорганизации и реформы. Главный урок состоит в том, что внешне эффективные преобразования, если они касаются только поверхности войсковой жизни и не затрагивают внутренних пружин функционирования армейского организма, не меняют сути существующей системы, мало что дают для повышения качества боеспособности и боевой готовности Вооруженных Сил.

Во время войны важное значение придавали подготовке общевойскового командира, способного объединять в своих руках усилия всех родов войск. Конечно, в наши дни в общевойсковых училищах готовят уже не пехотинца – курсанты овладевают и танками, и артиллерией, и саперным делом, но проблема, к примеру, отлаженного взаимодействия с авиацией в общевойсковом бою и сегодня остается не до конца решенной. Да и выработка у офицеров твердых практических навыков по управлению войсками (силами) отстает от того, что требует современная обстановка.

Есть и другие проблемы. Не теряют значения вопросы освоения офицерами военного наследия выдающихся полководцев, обобщения и изучения боевого опыта. В том числе еще непочатый край работы в исследовании опыта афганской и чеченской войн, боевых действий в Сирии, других локальных конфликтов послевоенного периода. Как изучать, описывать опыт? Не увлекаться восхвалениями, критически разбирать операции. Дела за себя скажут. Подхалимов подальше держать от этой работы. Последнее пожелание труднее всего приживалось в военно-исторической работе и не только в советское время. Ложь и фальсификация истории войны, дискредитация Великой Победы стали обычным делом в либеральной печати, на телевидении. Этому удивляться не приходится: поставлена задача – унизить достоинство России, в том числе ее историю, и эти люди исправно отрабатывают свои гранты. Но и печать, причисляющая себя к патриотической когорте, не всегда занимает принципиальную позицию.

В последние годы появляется много книг о войне. Формально – плюрализм, казалось бы, беспредельный. Но антироссийские писания выходят и распространяются огромными тиражами, а для правдивых, честных книг возможности крайне ограниченны.

Любые исторические события или личности должны изучаться во всей их противоречивой сложности по мерке 1941 и 1945 годов. Как писал Константин Симонов в «Зиме сорок первого года»:

Не чтобы ославить кого-то,

А чтобы изведать до дна,

Зима сорок первого года

Нам верною меркой дана.

Пожалуй, и ныне полезно,

Не выпустив память из рук,

Той меркой, прямой и железной,

Проверить кого-нибудь вдруг.

Опыт Великой Отечественной, локальных войн, в которых участвовало старшее поколение воинов, нужно изучать и осваивать сугубо критически, творчески, с учетом современных условий, объективно вскрывая ошибки прошлого. Без этого невозможно извлечь должных уроков, необходимых для армии сегодня и завтра.

Вообще востребованность новых идей, достижений военной науки и внедрение их в практическую деятельность – один из главных уроков из прошлого и наиболее острая проблема нашего времени. В этом деле и сегодня важную роль призвана играть наша военная печать. После Великой Отечественной многие военачальники, историки сокрушались по поводу того, что мы неправильно предвидели ее начальный период. Но в 1940 году по опыту начавшейся Второй мировой Г. Иссерсон написал книгу «Новые формы борьбы», где убедительно показал, что этот период не будет таким, как в 1914-м. Были и другие подобные исследования. Однако этих идей не заметили и не восприняли.

Как сделать, чтобы это не повторилось? В наше время для руководителей особенно важно не только быть ближе к науке, но и стоять во главе научных изысканий, быть более доступными к общению с людьми, военными учеными, не спешить отвергать новые идеи. В свое время программу военной реформы Михаила Фрунзе обсуждала вся Красная армия. И в наше время нужен более широкий интеллектуальный фронт. Только на такой добротной, жизненной основе можно создать рассчитанные на будущее военные идеологию и доктрину, которые должны быть не просто выработаны и внедрены сверху, но и восприняты всем личным составом и осознанно проводиться в жизнь как его кровное дело.

Окончание следует.

Опубликовано в выпуске № 38 (702) за 4 октября 2017 года