Уважаемые коллеги, уважаемые посетители нашего сайта!
Мы представляем вам очередной материал выступления на военно-научной конференции «Обострение внешних и внутренних вызовов России. Необходимые меры по их нейтрализации», состоявшейся 27 мая 2021 года в Центральном музее Великой Отечественной войны 1941-1945 гг.
Выражаем признательность докладчикам за содержательные материалы, которыми мы делимся с нашей аудиторией.
Сегодня на нашей странице А.Н. Карпов — с изложением своей точки зрения на внешние вызовы национальной безопасности Российской Федерации.
Конференция проходит в преддверии 80-й годовщины начала Великой Отечественной войны. Десять лет назад в Клубе военачальников Российской Федерации обсуждались в формате круглого стола проблемы, связанные с её началом. Вспоминается полемика, развязавшаяся между генерал-полковником Ладыгиным Ф.И. и генералом армии Гареевым М.А. В итоговых материалах[1], размещенных в средствах массовой информации, разница в методологических подходах к оценке ими будущего вооруженного катаклизма отражение не нашла.
Опираясь на архивные документы, Федор Иванович показал, что в течение трех предвоенных месяцев руководство страны информировалось о развертывании Германией своих ударных группировок и о наращивание степени их готовности к наступательным действиям против СССР. То есть с началом стратегического развертывания вермахта у наших западных границ вызов Германии относительно войны против Англии или России однозначно перерос в угрозу войны против нашей страны.
Не возымели успеха попытки участников круглого стола обратить внимание Махмута Ахметовича на содержание угрожаемого периода, явные признаки характера предстоящей вооруженной борьбы. Уклоняясь от обсуждения решений советского военно-политического руководства по срочному внесению корректив в план войны[2], он продолжал оперировать понятием «риск войны» (а не угроза!). В логику его рассуждений клалась записка начальника ГРУ Голикова Ф.И. от 20 марта 1941 года (о первоочередности войны Германии с Великобританией), которой придавалась значимость главного дезориентирующего фактора.
Метр военной науки уклонился от системного анализа пертурбации германского вызова, приведшей, как подчеркнул В.В. Путин, к «крупнейшей геополитической катастрофе XX века». Рамки дискурса сузились тогда до обсуждения оперативно-стратегической обстановки накануне войны. Важное методологическое пояснение. В терминологическом ряду (риск, вызов, угроза) риски – самый низкий уровень опасности, а угрозы – самый высокий. Важнейший компонент государственной политики – умелый перевод угроз в вызовы, а вызовов – в риски. Если же риски перерастают в вызовы, а вызовы в угрозы, то это признак серьезных сбоев в системе управления страной.
Тему, вынесенную на конференцию, готовился раскрыть генерал-полковник Ладыгин Ф.И. Мы услышали бы много интересного, но хворь не позволила ему осуществить намеченное. Многие работы Фёдора Ивановича, по объективным причинам, носят закрытый характер. Внимание экспертного сообщества ещё в середине 80-х гг. прошлого века привлекла его книга «Откуда исходит угроза миру» [3]. В ту эпоху внешние угрозы во многом исходили от военной мощи наших вероятных противников. Военные потенциалы обусловливали формирование доктрин, стратегий, конкретных планов и практических шагов.
Недавно написанная им в соавторстве книга «Военно-доктринальный базис военной политики СЩА»[4] раскрывает динамику формирования глобальной военно-политической обстановки в нынешнюю эпоху «гибридного» противостояния, под воздействием комплекса угроз, как военного, так и не военного характера. В методологическом плане она помогает понять логику трансформации вызовов. Вызов – одна из сложнейших политических технологий. Вызов, имеющий две ее понятийные крайности (способность перерасти в угрозу или риск), зачастую служит своеобразным флюгером, указывающим «куда дует ветер» [5].
Трудно не согласится с авторами издания, констатирующими, что основной внешний вызов национальной безопасности Российской Федерации на среднесрочную перспективу исходит от США, которые предпримут максимально возможные для удержания лидирующих позиций в мире. В политико-экономической сфере их руководство будет делать всё рациональное, конечно же, с их точки зрения, с опорой на военную силу или её прямое применение. Фактор субъективности исключить нельзя. Для его минимизации придуманы различные организационные и процедурные механизмы. История богата примерами, когда они не срабатывают.
Продуцирование геополитических вызовов в ядерной сфере
Новые силовые вызовы обозначились сразу после начала разрушения Соединенными Штатами договорной базы современного миропорядка, их выхода из договоров по противоракетной обороне и ограничения ракет средней и меньшей дальности. Толчком для такого шага руководства США послужило ожидание скорого технологического, а точнее системного прорыва в соответствующих областях вооружения. Насколько реалистичны оценки возможностей американского военно-промышленного комплекса (ВПК), покажет время. Продуцированы два мощных глобальных вызова, последствие которых сегодня мало прогнозируемо.
Первый вызов связан с тем, что за счёт наращивания боевого потенциала национальной противоракетной обороны (включает подсистемы обнаружения ракетного нападения и контроля космического пространства, различные средства перехвата, центры управления) Соединенные Штаты могут снизить «ядерный порог». Стратегическая система ПРО США может позиционироваться или выступить в качестве «спускового крючка» мирового ядерного катаклизма.
Далеко идущие последствия также ожидаются и от «подрыва» Договора по РСМД. Американским руководством на повестку дня поставлен вопрос воссоздание на новой технологической базе ракетно-ядерного оружия среднего радиуса действия. Совершенно очевидно он потянет за собой реанимацию планов ведения ограниченной ядерной войны, в пределах отдельного театра военных действий.
Анализ показывает, применение перспективных ракетно-ядерных средств средней дальности в любом сочетании с тактическим и стратегическим ядерным оружием ведёт к «вертикальной» эскалации силы.Аналогичный результат более чем вероятен в случае реализации любого варианта американской стратегической концепции нанесения «глобального удара», даже при задействовании в нём только обычных средств поражения (понимаем, этот вариант имеет, скорее, декларативную направленность). Ядерная война, в том числе и всеобщая, может вновь выйти на первые позиции повестки дня – это второй геополитический вызов.
При определении контрсиловых и асимметричных действий с нашей стороны резонен вопрос о состоянии и перспективах развития американского ядерного потенциала (собственно ядерное оружие и его производство). В мае 2021 года вышел доклад Счетной палаты США (отвечает за любые правительственные аудиты, не только финансовые) с длинным, но красноречивым названием «Ядерная триада. Министерство обороны и Министерство энергетики США сталкиваются с проблемами рисков для усилий США по сдерживанию»[6]. Резюме доклада: ведущая мировая держава сталкивается с рисками остаться в далекой перспективе без ядерного оружия.
Полностью исключить лоббирование интересов американского ВПК нельзя. Почти одновременно с докладом было обнародовано заявление главкома стратегического командования ВС США адмирала Ч. Ричарда: «… Я не могу вести сдерживание с тем, что осталось после Холодной войны. Мне нужна система оружия, которая реально работает и реально может поразить цель» [7]. Вырисовывается безрадостная картина американской ядерной «триады».
Анализируем состав американского стратегического командования по показателям Договора СНВ-3. Саммит 16 июня может внести коррективы в количественные подходы, но тенденции качественных изменений сохранятся. Наземная составляющая – 400 МБР «Минитмен III». На боевом дежурстве с 1970-х годов, модернизационный ресурс исчерпан, тающие параметры надёжности носителя, программы продления эксплуатационных характеристик боевого оснащения закончились в 2000-х годах. Плановая замена на новую ракету GBSD[8] с 2028 года под вопросом, у фирмы «Нортроп Грумман» проблемы с ее созданием.
Морской компонент – 14 ПЛАРБ типа «Огайо» с 240 БРПЛ «Трайдент» на борту. В рассматриваемой перспективе ракетное вооружение опасений не вызывает, чего не скажешь относительно самих подводных лодок. У них прогрессирующая «деградация» корабельных систем. Плановая замена на новые ПЛАРБ «Колумбия» в 2027 году. К этому времени срок службы головного корабля составит 46, а последнего в действующей серии – 30 лет. Две первые ПЛАРБ, видимо, выведут из боевого состава. Как оставшиеся будут нести боевую службу в период 2028-2040 гг., вопрос открытый. Есть причины, влекущие за собой увеличение сроков постройки новых лодок.
Воздушный компонент в среднесрочной перспективе опасений не вызывает. Он должен насчитывать до 60 носителей ядерного оружия. Стратегические бомбардировщики типа В-52 и В-2 подлежат плановой замене на новые В-21, а их крылатые ракеты AGM-86 – на разрабатываемые КРВБ большой дальности LRSO. На вооружении будет находиться одна авиабомбой В-61. Программы продления эксплуатационных характеристик ядерных боевых блоков ракет и авиабомб предусмотрены.
Обескураживающий вывод докладаотносительно положения дел в Министерстве энергетики США. Научно-производственная база этого сегмента ВПК в нынешнем состоянии способна обеспечить заданные характеристики принятых на вооружение образцов ядерного оружия, но не готова к серийному производству новых ядерных боезарядов. Разработчики доклада расценили это как риск утраты Соединенными Штатами своего ядерного статуса.
Если понимать, что США находятся в начале длительного цикла политико-экономической стагнации (можно говорить и о падении, на что указывает ряд признаков!) и осторожно поверить докладу, то 2028–2035 гг. или около того – тяжёлый период для американской ядерной мощи. Нет гарантий, что Соединённые Штаты смогут вовремя обновить свой ядерный потенциал, но возможность нанесения внезапного первого удара у них сохранится. Логика, в рамках которой конкурентов уничтожают, вполне американская. Как американская элита, в случае её деградации, расставаясь с мировым господством, будет рассматривать ядерное оружие, вопрос.
Правомерность его постановки подтверждает недавнее письмо большой группы отставных американских генералов, усомнившихся в физическом и психическом состоянии президента Джо Байдена, главнокомандующего ВС США, в компетенции которого находится принятие решения на применение ядерного оружия.
При глубоком «проседании» американского ядерного комплекса риск ядерной войны может перерасти в прямой вызов. От России потребуется, начиная с середины 2020-х гг., содержать силы и средства сдерживания, как ядерные, так и обычные, в высокой готовности. Спектр их действий определен соответствующими положениями Военной доктрины Российской Федерации и Основами российской политики в области ядерного сдерживания. При необходимости будет осуществляться упреждаемое «проецирование силы». На этом направлении, как представляется, может потребоваться совершенствование нормативной правовой базы.
Усиление геополитического вызова развязывания масштабной обычной войны
Крупномасштабная война, как одна из форм военно-политической деятельности, не только сохраняется, но и продолжает развиваться. США, начиная с середины прошлого века, относят СССР, а теперь и Российскую Федерацию к категории своего основного противника. Против нас строятся различные планы крупномасштабных войн. До развала СССР они отрабатывались, в том числе в ходе ежегодных учений НАТО «Рефорджер». В их рамках осуществлялись стратегические переброски с Американского континента, на территории Германии развёртывалась ударная группировка натовских войск. Вызов того времени Варшавский договор демпфировал проведением учений «Щит» и «Запад».
В наши дни усиление политико-экономических и военных позиций России реанимировали у США и НАТО подобную активность. В ходе крупнейших за последние 30 лет учений «Дефендер Юроп-2021» осуществлено стратегическое развертывание их войск в Европе. Ряд экспертов не исключает, имела место «проба сил» по новым планам большой войны. Меры адекватного противодействия возымели весомый результат. В частности, войска и силы, задействованные в ходе учений на юге России, как подчеркнул начальник ГШ ВС РФ генерал армии Герасимов В.В., приводились в боевую готовность «полная» (с ограничениями по учениям) [9].
Нарастает тенденция демонстрации США и НАТО военной силы. В последние 5-10 лет участилось проведение различных учений ВМС США и НАТО в Черном и Баренцевом морях, у российского побережья в Северном Ледовитом и Тихом океанах. Наряду с освоением морских акваторий, демонстративно отрабатываются ключевые элементы оперативных планов «первого удара». Так, в ходе недавнего учения «Регнар Викинг» была показана возможность нанесения такого удара из Северной Атлантики по Калининградскому району. Что касается ВВС США, интенсивность полетов стратегической авиации в Европе за семь лет выросла в 14 раз. Экипажи американских стратегических бомбардировщиков приступили к отработке элементов нанесения ядерных ударов в воздушном пространстве по периметру наших границ.
Одновременно с наращиванием военной мощи руководство США продолжает на постоянной основе генерацию доктрин, стратегий, концепций и других документов, содержащих нормативные и декларативные положения, регламентирующие военно-политическую деятельность. Определив агрессивный вектор своей внешней политики, оно делает упор на проработку действия наступательного характера «глобальный удар», «многосферное сражение», «троянский конь»[10], композитных технологий «цветная революция» и «мягкая сила», есть и другие.
На практике «обкатывается» новая философия ведения войн. Западные «гуманные» политики вдруг озаботились высокой ценой солдатской жизни. Их стремлениям свести к нулю потери в живой силе, отвечает новая концепция «бесконтактная война», в ходе которой преимущественным способом борьбы с противником становятся ракетно-бомбовые удары по объектам противника, после чего задействуются наземные силы для закрепления успеха. Интересам ВПК отвечает новая концепция «безлюдная война», основная тяжесть вооруженной борьбы «передается» робототехническим средствам различного назначения.
Вызов, обусловленный применением в военном деле прорывных достижений науки и технологий,требует военно-научного подхода. Как показывает отечественный опыт, слепое копирование западных наработок контрпродуктивно. Одновременно с уточнением национальной военной стратегии и поиском методов ведения войн нового типа в приоритетном порядке должны решаться задач по разработке и освоению рациональных способов боевого применения высокотехнологичных образцов ВВСТ, определению их «места» в формах боевых действий и целесообразности применения в военных действиях.
Составляющие огромного «пазла» большой политики США и их союзников по НАТО требуют высокой компетентности для глубокого системного изучения и точной рефлексии. Генерал армии Герасимов В.В., выступая на военно-научной конференции Академии военных наук, подчеркнул: «Россия готова к предотвращению любой военной угрозы, мягкой силе будет противопоставлена жесткая воля. В основе российского ответа на вызовы лежит стратегия активной обороны, предусматривающая меры по упреждающей нейтрализации внешних угроз» [11].
Основной вызов «гибридного» противоборства, стирание грани между миром и войной
От философов и военных теоретиков древности исходит глубокая мысль о сущности войны, как конфронтационной формы военно-политической деятельности. Издревле основным ее содержанием была вооруженная борьба. Для подавления воли противника к сопротивлению силовые средства дополнялись всеми другими доступными не силовыми средствами, способами и методами их применения. Масштабность и содержание войны постоянно эволюционируют.
Революция в военном деле рубежа XVIII–XIX веков подвела Карла фон Клаузевица к выводу, теперь это не война армий, а война наций. Он первым указал на «трансформацию» войны: для победы требовалась мобилизация всех ресурсов, военных и не военных, своей нации для всестороннего воздействия на враждебную нацию. В XX веке тотальный характер обрели две мировые войны с их колоссальными потерями.
Политико-военные воззрения, обусловленные, прежде всего, ядерным оружием, привели к геополитическому противостоянию, получившему название «холодная война». Ядерное сдерживание ограничивало вооруженную борьбу рамками войн малой и средней интенсивности. Периоды обострения[12] открывали перспективу третьей мировой войны с последствиями, превзошедшими две предыдущие. Основное содержание «холодной войны» составляло идеологическое противоборство с опорой на военную мощь, применение силовых и не силовых методов борьбы.
С развалом СССР идеологический базис глобальной конфронтации ушел на второй план. Логика геополитического доминирования подкреплялась ведением малых войн в узлах геоэкономической напряженности. Вне территории держав на ограниченных ТВД задействовались ССО, ЧВК, контингенты регулярных ВВС и ВМС. В практику вошли «цветные революции», информационно-психологическое воздействие, операции в киберпространстве, набор экономических санкций.
Для постглобального периода (с 2010-х гг.) характерен возврат к биполярной модели мироустройства. Ее основа – «гибридное» противоборство, в оперативно-стратегическом планировании держав сохраняется решающая роль фактора силы, включая ядерное оружие, добавляется широкий спектр действенных инструментов не силового характера. Такое противоборство получило расхожее название «гибридная война»[13] и институализацию.
Военно-теоретическая проработка категории «гибридная война» не достаточна. Эксперты отводят ей роль своеобразного поворотного пункта, достигнув которой стороны могут принять решение о переходе к военным действиям, расширению их масштабов или наращиванию интенсивности вплоть до глобального конфликта. Настораживает неопределенность в восприятии мирного времени, когда формально государство не подвергается агрессии, но его территория, сферы национальной безопасности и, в целом, суверенитет находятся под угрозой.
Военно-политическая деятельность меняет формат классической войны. Но сущность войны не изменилась, претерпевает глубокие изменения только ее содержание. Твердое понимание этих двух мировоззренческих ипостасей «размывается» в ряде отечественных и переводных изданий военно-научной и околонаучной направленности [14] [15]. Пока под них прочный научный базис не подведен, это чревато формированием ущербного миропонимания. Первопричина – мировоззренческий вызов стирания грани между войной и миром.
Устойчивое отношение к войне в общественном сознании в XXI веке претерпевает глубокие изменения. Тут дело не только в западных книжках. Война становится всё более изобретательной она по-прежнему с нами, но освоила искусство маскировки и перевоплощения. Всё чаще она скрывает своё истинное лицо, лишь вторгаясь в нашу жизнь в виде удара умной бомбы, точечного удара боевого дрона и т.п. Современные военные технологии, роботизация, прокси-войны не просто новые средства нападения или обороны, они воздействуют на наше сознание, нивелируя его до уровня управляемого интеллекта. В углубляющемся «гибридном» противоборстве формируется также мировоззренческий вызов, чреватый быстрым переходом в угрозы пацифизма, упадка патриотизма и поведенческих диссонансов социума.
Сохраняется палитра мнений относительнополитических доминант в «гибридном» противоборстве. Наука и технологии «сдают карты будущего», множат риски, разнящиеся по силе воздействия на глобальные политику, экономику и социум. Пока на первом месте остаются геополитические риски, связанные с прямым военным столкновением, с войнами в классическом их понимании. В числе весомых рисков, чреватых опасными последствиями для человечества, утрата власти национальными правительствами вплоть и распад государств, как результат экономических и политических пертурбаций, вызванных извне. В первой пятёрке глобальных рисков нехватка ресурсов (в т. ч. водных) и сопутствующие войны за их передел, распространение ОМП, высокотехнологичных типов вооружения и кибероружие.
Глобальные риски не существуют отдельно друг от друга, а имеют устойчивую тенденцию порождать кризисы, накладываться друг на друга, превращаясь в мощнейшие разрушительные каскады угроз. Импульсом для подобного «домино», способного запустить разрушительные процессы глобальной деструкции, могут стать локальные вооружённые конфликты, втягивающие в свою воронку и державы, и негосударственные образования. При «гибридном» противоборстве нет отлаженных процедур предупреждения эскалации такого рода военных конфликтов и сдерживания перерастания их в глобальный катаклизм. Как мы понимаем, это также вызов.
Еще один недавний, но весьма циничный вызов – доклад 2019 года американской корпорации РЭНД «Растяжение сил России и вывод её из равновесного состояния»[16]. В документе рассматриваются варианты ненасильственных действий по её разрушению снаружи и изнутри за счёт перенапряжения сил. Экономика России названа её наиболее уязвимой стороной в любой конкуренции с США. К сильным сторонам отнесены военная и военно-информационная сферы.
По сути, RAND Corporation предложила метод «горизонтальной» эскалации силы. В отличие от «вертикального», ведущего к расширению военных действий, новый метод предполагает задействование всего арсенала средств и способов их применения, но без прямой вооружённой борьбы. Нам предлагается, как бы, дисперсироваться на периферии. Корпорация работает на Конгресс США и пентагон, понимаем, доклад не доктринальный документ. Но реализация предложенного уже активно ведётся в киберпространстве (например, издание Newsweek сообщает о 60-тысячной секретной армии Пентагона). Киберпространство, как и космическое пространство, давно стало сферой активного противоборства.
Промышленная революция, технологические уклады, достижения научно-технического прогресса – все достижения сразу же отражаются в военном деле. Президента НИЦ «Курчатовский институт М.В. Ковальчук в своем выступлении на круглом столе в рамках деловой программы форума «Армия-2020» предложил двухэтапную стратегию противостояния России комплексу внешних угроз. Речь шла о «гибридной холодной пред-войне» и возможном сценарии последующего прямого порабощения нас с использованием как новых, так традиционных силовых методов. По его оценке, ключ к разрешению проблемы – разработка и упреждающее освоение когнитивных и социокультурных технологий для нейтрализации комплекса внешних угроз при углубляющемся «гибридном» противоборстве.
Представляется целесообразным
Полагать главной задачей сохранение и укрепление государственности Российской Федерации в условиях глобального «гибридного» противоборства. В ее рамках разрешать научные и прикладных проблем понимания и анализа комплекса внешних угроз ее национальной безопасности, изыскивать оптимальные варианты их нейтрализации.
Исходя из вышеизложенного, а также потребности совершенствовать теорию национальной безопасности и военную науку, вернуться к рассмотрению вопроса об институциализации науки о войне. Предмет исследования – война, как форма военно-политическая деятельность государства. Объект исследования – национальная безопасность государства.
Этот вопрос поднимался в 2012 году при обсуждении проблем военной науки в ходе слушаний в Общественной палате РФ и на научно-практической конференции Клуба военачальников РФ. Актуальность его сохраняется, что отмечено в ходе трёх военно-философских чтений памяти профессора И.С.Даниленко (ОП РФ, 2019 — 2021).
Тезис о том, что все вопросы войны рассматриваются существующими науками при изучении свойственных им предметов исследования, представляется архаизмом. Новая дисциплина видится академической, с необходимым теоретическим и прикладным развитием.
Площадкой может стать, с учётом высокого, на мой взгляд, военно-научного потенциала, Академия военных наук Российской Федерации, переформатируемая с приходом нового президента – начальника Генерального штаба Вооруженных Сил РФ генерала армии Герасимова В.В.
[1] «Военно-промышленный курьер», №№ 32 (398), 33 (399), 35 (401) за 2011 г.
[2] В частности, «Соображения об основах стратегического развертывания Вооруженных сил Советского Союза на западе и востоке на 1940 и 1941 г.» от 18 сентября
[3] Откуда исходит угроза миру. – М.: Воениздат, «Прогресс», 1984.
[4] Ладыгин Ф.И., Афанасьев С.В. Военно-доктринальный базис внешней политики США. – М.: Издательство «Родина», 2019
[5] О незаконченности проработки научной категории «вызов» свидетельствует статья «Теория национальной безопасности» на сайте https://ru.wikipedia.org/ . Общая теория национальной безопасности. Под ред А.А. Прохожева. – М.: Издательство РАГС, 2005.
[6] В частности, интернет-ресурс https://www.discred.ru/2021/05/14/ssha-ispugany-perspektivoj-ostatsya-bez-yadernogo-oruzhiya/
[7] Там же.
[8] Разрабатывается в рамках проекта «Наземное стратегическое средство сдерживания» (Ground Based Strategic Deterrent, GBSD).
[9] «Военно-промышленный курьер», № 16 (879) за 2021 г.
[10] Новая американская стратегия, в основе которой лежит использование «пятой колонны» в сочетании с ударами высокоточным оружием.
[11] Военно-научная конференция на тему «Развитие военной стратегии в современных условиях. Актуальные проблемы строительства и подготовки Вооруженных Сил Российской Федерации» (ВАГШ, 2 марта 2019 г.).
[12] Например, Карибский кризис 1962 года, когда мир оказался на грани глобальной ядерной катастрофы.
[13] Представляется, по аналогии с вошедшими в историю теориями танковой, химической, воздушной войной генерала Дуэ и т.л.
[14] Начало положило исследование Martin van Creveld. The Transformation jf War, 1991. В русском переводе книга Мартина ван Кревельда «Трансформация войны» увидела свет в 2005 г.
[15] Например, Бартош А.А. Гибридная война — М., 2021.
[16] Extending Russia. Competing from Advantageous Ground. Перевод доклада, интернет-ресурс https://csa.pnzgu.ru/gibridswars/gw1
